— Послушай, Великий Ульмо, — обратился он к Валару, — не по-путному как-то получается, мы здесь, а ты там мокнешь. Прими лучше наш облик, да выбирайся к нам на палубу. Посидим, бражки выпьем, — продолжил он, вытаскивая из рундука ведерный дубовый жбан, — закусим, о делах наших скорбных покалякаем… Эльфы и Левин оцепенели от ужаса, глядя на смену выражений на усатом, благодушном лике Ульмо. Благодушие это сменилось вначале безграничным удивлением, затем гневом, а потом… Валар громко расхохотался.
— Хо-хо-хо! — заржал он. — Впервые встречаю такого нахала! Ну что ж, твое предложение мне по нраву! Путешественники с интересом наблюдали, как их нежданный гость вдруг расплылся завихрившимся облачком, превращаясь в небольшой смерч, в середине которого пульсировало пламя. Этот вихрь выпрыгнул из воды прямо на палубу качнувшегося корабля, и тут же сжался, на глазах приобретая очертания и размеры нормального человека… или эльфа. Все расселись вокруг жбана с медовым напитком эльфов. Селестиэль подала солидные серебряные кружки. Киберноид неслышно появился из каюты и прокрался в тыл Ульмо, явно готовый атаковать по первому сигналу Лугарева. Первое время все сидели молча. Эльфы не решались заговорить первыми в присутствии одного из своих богов, Лугарев и Левин ждали развития событий, а Ульмо просто наслаждался угощением. Лишь залив в себя литра четыре, он окинул их хитрым взглядом и произнес:
— Уж не вы ли сняли с неба Гил-Эстель? Вы, вы, я чувствую… И у Гортаура второй Сильмарилл отобрали тоже вы. И зачем они вам понадобились?
— Мы хотим вернуть жизнь священным Древам, — спокойно ответила Селестиэль.
— Ого! — Ульмо с интересом взглянул на нее. — Ты из племени Феанора, не так ли? Воистину, дух твой подобен пламени не меньше, чем у твоего великого предка…
— Ты правда считаешь его великим? — спросила Селестиэль.
— Великим?… Да… — Ульмо помолчал. — Великим ученым, великим гордецом, великим преступником, и великим глупцом! Но, тем не менее, он все равно остается величайшим из нолдоров! И я рад, что еще остались достойные продолжатели его дела. «Дедушка умер, а дело живет, лучше бы было наоборот», — подумал Лугарев.
— Благое дело вы задумали, — продолжал Ульмо, — Но я думаю, даже если возродятся Деревья, они все равно не исправят положения. Не в них дело! Надо сделать другое — убрать Черту! Дать всем эльдарам Валинора свободу жить, где они захотят.
— А что, там не так уж и хорошо, как мы думаем? — спросил Лугарев.
— Вот приедете, увидите сами, — ответил Ульмо, — Там дела такие.
Манве сидит на своей горе, слезает оттуда раз в тысячу лет, и ему невдомек, что в его королевстве уже давно не все ладно. Остальные делают кто во что горазд — что Валары, что майары. И никто из них не замечает, что эльфам в этом раю уже тошно становится. Вы ведь знаете, а если нет — так знайте: я всегда был против этого переселения эльфов в Валинор. Земля большая, места всем хватит, ну, потонул Белерианд — и шут с ним! Нет, им понадобилось собрать всех эльфов в Валинор, как в копилку. Вы посмотрите, что творится на Эрессэа, они там скоро друг у друга на головах будут сидеть! Я ведь знаю, что в мире творится, знаю, что на вас многие смотрят косо, и не столько из-за бессмертия вашего, столько из-за того, что эльфам всегда есть где спрятаться от войн, от разбоя, от голода… Вот и обвиняют вас, что вы во всех бедах виноваты. Нет, Черту пора убирать! Хватить отгораживаться от мира, от людей. Деревья — это хорошо, это свет, сила, но когда свет только для избранных, чего же тогда ждать от остальных? Понимания? Вряд ли.
Зависти, враждебности? Вот это вернее.
— Что же ты предлагаешь? — прямо спросил Лугарев. — убрать Черту?
Но как? И как потом избежать мести всех валаров, майаров, и иже с ними? Ульмо помолчал несколько минут.
— Не беспокойся о мести. Я поддержу вас. А убрать Черту просто.
Ее создает большая машина, запрятанная глубоко в недрах горы Таниквэтилъ. 0 ней мало кто знает, охраняют ее ваниары, к тому же плохо. Из горы вытекает ручей — это охлаждающая вода. По его туннелю можно попасть к машине и выключить ее. Вот и все.