Харлей и я были знакомы с детства, так как учились в одной и той же школе. Я был значительно моложе его и, будучи застенчивым и изнеженным мальчиком, не подходившим к грубым нравам общественной школы, часто пользовался его заступничеством и покровительством. Могу без преувеличения сказать, что я почти боготворил его. Когда после одного пережитого мною увлечения я впал в сильную меланхолию и, уступая настойчивым просьбам своего верного слуги, решил обратиться к врачам, естественно, что я обратился к своему старому школьному другу и покровителю, доктору Эдварду Харлею.
Годы, отделявшие нас от школьных времен, и слава, приобретенная Харлеем, не изгладили в нем памяти о нашей былой дружбе. Он приветливо встретил меня, и я так же легко, как и в старину, в моменты своих детских затруднений, рассказал ему обо всем недавно мною пережитом.
— Гм! — задумчиво сказал он, когда я окончил свой рассказ. — Значит, она бросила тебя?
Я утвердительно кивнул головой. Это была правда. Женщина, которую я любил, безжалостно бросила меня. Но я все еще продолжал любить ее…
— Гм! Ты нуждаешься в систематическом лечении.
Минуту или две он молча смотрел на меня, потом продолжал:
— Милый Дэклинг[2], — это мое старинное школьное прозвище, — пробовал ли ты развлечения: путешествия, театры и прочее? Нет? Ты говоришь, что не в состоянии забыть ее. Конечно, это очень трудно. Ты вечно находишься в одиночестве и беспрестанно думаешь о своем горе, тем самым создавая вокруг себя неблагоприятную атмосферу. Тебе необходимо культивировать в себе здоровое и целительное чувство общественности. Тебе надо бывать в обществе и найти для себя новые интересы.
Я попробовал было возразить ему, но он даже слушать не стал меня.
— Ты поселишься у меня, — продолжал он, — и скоро увидишь результаты моего лечения. За твоими пожитками мы пошлем завтра, а курс твоего лечения начнется сегодня же. Я возьму тебя с собою на обед к профессору Грегсби. Гений ли это, шарлатан или просто безумец — я не знаю. Но я уверен, что он развлечет тебя. Раз в месяц он устраивает у себя маленькие обеды, на которых с удивительной серьезностью ведутся разговоры на абсурднейшие темы. В последний раз там говорилось о «четвертом измерении в связи с астральным планом». Какая нелепость! Не правда ли?
Я коротко согласился, что это действительно нелепость (в то время я мог согласиться с чем угодно), и поспешно возразил, что профессор вряд ли будет рад незваному гостю. Но спорить с Харлеем было бесполезно.
Профессор Грегсби жил в Диттоне. При его доме, в котором помещалась лаборатория, был обширный сад, спускавшийся до самой реки.
Вопреки моему опасению, хозяин дома ничего не имел против моего присутствия. Очевидно, Харлей телеграфировал или телефонировал ему обо мне. Я был встречен профессором и его гостями с достаточной любезностью, чтобы чувствовать себя более или менее сносно.
Обед был подан вскоре после нашего прибытия. Разговор, который велся за ним, насколько мне помнится, мало отличался от обыкновенных застольных разговоров. Только после того, как мы отправились в курительную комнату и закурили свои трубки, он перешел на более серьезные темы.
Как совершился этот переход — я не заметил, так как был слишком поглощен своими печальными мыслями. Я отвлекся от них и стал прислушиваться к разговору лишь тогда, когда Смеддервик начал особенно страстно что-то доказывать. Он нападал на содержание последней книги профессора Грегсби. Я уже упоминал о ней. Это — «Прошлое в настоящем».
— Если бы это оставалось только теорией, — говорил он, — я, конечно, ничего не стал бы возражать. Но когда вы имеете смелость — да, именно смелость, Грегсби, — ожидать, что мы поверим…
Я припоминаю, как в разговор вмешался импресарио Блэффингэм, напомнивший, что на настоящем собрании они условились говорить о Марсе.
— О каналах, господа, о вероятной природе марсиан, если таковые существуют…
— Совершенно верно, — спокойно прервал его профессор Грегсби, — мы действительно собирались говорить о Марсе. Но если вы ничего не имеете против — мы отложим разговор о Марсе до другого раза и продолжим наш спор. Я совсем не предполагал, что мои исследования приведут к таким результатам.
— Вы утверждаете, что действительно испытали и проверили свои так называемые «факты», — вмешался Смеддервик.
— Да, — спокойно ответил Грегсби, — и, если нужно, я могу подтвердить это своим честным словом.
Смеддервик что-то проворчал, но не стал дальше спорить.