Это может показаться верхом безумия, но я находился теперь среди деревьев, а страх остаться в одиночестве в этом месте был куда сильнее моего страха перед птеродактилями.
Я бежал, пока не выбился из сил, и кричал до хрипоты, но по-прежнему нигде не видел и не слышал своих спутников. Исцарапанные и усталые ноги в конце концов отказались поддерживать вес моего тела, и я опустился на землю, задыхаясь и прислушиваясь к быстро удаляющимся крикам летающих ящеров. Страх сменился всепоглощающей усталостью; я заполз под низко свисавшие листья кустарника и приник к земле.
Несколько минут я пролежал так, прислушиваясь. Вдалеке разразился настоящий бедлам криков; к воплям птеродактилей присоединились другие вопли и рев, сливаясь в единый хаос звуков.
Видимо, вскоре после этого я заснул, так как больше ничего не помню. Я проснулся с острым чувством голода. Вокруг жужжали тысячи насекомых. Сперва я не мог понять, где нахожусь, но тотчас с тошнотворным ощущением опасности осознал это и выполз из своего убежища.
Каждое движение было медленным и болезненным, но через некоторое время мои мышцы расслабились и я вновь смог управлять своими руками и ногами.
Мне повезло: в безумном бегстве от птеродактилей я не получил никаких серьезных ран. Это было чудом — любая сломанная кость означала бы печальный конец моего приключения.
Я где-то потерял часы. Это меня огорчило, поскольку мне очень хотелось узнать, долго ли я спал. По моим расчетам, времени прошло немало: когда я спрятался под кустом, свет быстро тускнел, а теперь был ярким, как в те часы, когда мы впервые появились здесь. По-видимому, я проспал по крайней мере всю ночь. Сон пошел мне на пользу: измочаленные нервы восстановились, и я снова обрел способность рассуждать логически.
Голод соблазнил меня попробовать некоторые из росших вокруг в изобилии фруктов. Они оказались довольно вкусными, но поначалу я ел с осторожностью, опасаясь, что они могут причинить мне вред.
Поедая фрукты, я пытался решить, как действовать дальше. Прежде всего, я хотел найти своих спутников. Я надеялся, что они сумели спастись от ящеров. Но, вспоминая громкие крики, доносившиеся с той стороны, куда они предположительно бежали, я боялся худшего. Вопли птеродактилей могли привлечь внимание свирепых сухопутных хищников, и если так, шансов у невооруженных людей было мало.
Я не знал, где нахожусь, не мог даже понять, в какой стороне звучали последние дикие крики. В этих обстоятельствах самым логичным было бы вернуться к тому месту, где мы вошли в лес. Я мысленно перебирал мельком увиденные во время бегства картины, пытаясь наметить обратный путь. Я не собирался покидать лес, а решил двигаться вдоль его края в надежде заметить что-либо знакомое, что подсказало бы мне правильное направление.
Не стану докучать вам описанием моих многочасовых скитаний в лесу. Достаточно сказать, что я, похоже, окончательно заблудился. Мне становилось все хуже: мысли о еще одной ночи, которую мне придется провести в одиночестве в этом ужасном краю, вызывали у меня нечто близкое к паническому страху.
Во многих местах я натыкался на хорошо протоптанные гигантскими динозаврами тропы; об этих ящерах мне поведали отдельные четко очерченные следы. Я видел отпечатки трехпалых и пятипалых лап, но все они неизменно заканчивались длинными жестокими когтями. Попадались и глубокие канавки, оставленные на мягкой земле длинными тяжелыми хвостами. До тех пор то были единственные признаки жизни, встречавшиеся мне по пути.
Сперва я держался подальше от подобных тропинок, не имея никакого желания встречаться с монстрами. Однако, не видя поблизости ни одного из них, я в конце концов выбрал узкую тропку и двинулся по ней в надежде выбраться из леса. Попробовать стоило, в любом случае, ибо я был близок к отчаянию.
Я шел по тропинке около получаса со всей осторожностью, готовый броситься в подлесок или взобраться на дерево при первом же признаке опасности. Затем я заметил, что свет вновь начинает тускнеть. В отчаянии я издал долгий, громкий крик, отозвавшийся эхом в лесу. Мой крик спугнул странную птицу, вылетевшую с протестующими воплями из своего укрытия.
Я не успел внимательно разглядеть ее, но был уверен, что видел живого археоптерикса, первую известную птицу. У нее был длинный хвост рептилии с перьями по бокам, и мне показалось, что в ее открытом клюве блеснули длинные острые зубы. Больше я ничего не разглядел.
На мой призыв ответили не друзья, а враги. Неподалеку раздался крик, заставивший кровь буквально застыть в моих жилах, а за высокими кустами, росшими в той же стороне, послышалось низкое мычание, сопровождавшееся треском веток и шумом разрывающихся лиан.