Царство Агаде разрушилось,
остатки его превратились в ничто,
сокровищницу его разграбили солдаты.
Гутии («по виду они похожи на людей, а речь их подобна собачьему лаю») опустошили и Шумер. Правда, в обнесенные крепостными стенами города ворваться им не удавалось, но они угоняли стада, и в страхе перед ними шумеры оставляли большинство пахотных земель и садов необработанными, «с голода народ ел собственное мясо».
Но нападение гутиев стало причиной вторичного расцвета Шумера. Горные племена разрушили город Аккад, причем так основательно, что до сих пор не удалось обнаружить его следов и установить, где он находился, шумерские же города благодаря этому сумели подняться вновь. Правда, довольно долгое время гутии держали их в своей власти. Но спустя два поколения окрепший Шумер сбросил иго чужеземцев и некоторое время властвовал над всем Междуречьем; столицей его был город Ур.
Уже царь Лагаша Гудеа, правивший как наместник гутиев, в сочиненной им песне, исполнявшейся под аккомпанемент арфы, с гордостью говорит о новых больших постройках, о притягивающей много чужеземных товаров торговле, о возделывании земель, заросших прежде кустами и сорняками, о доении коров, откармливании овец, о поросших виноградом горах, дающих вино, о пиве, льющемся из пивоварен. Гордится он и тем, что мягче стали нравы: люди не судятся друг с другом, матери не бранят детей, дети не перечат матерям, хозяин не бьет слугу, даже если тот провинился, хозяйка не дает служанке пощечин…
Так ли это было? Если Гудеа в этом видел свою славу — совсем неплохо, все лучше, чем прежние похвальбы Римуша, гордившегося десятками тысяч казненных и угнанных в рабство.
Полную свободу Шумер завоевал около 2140 года до н. э., по-видимому, в правление царя Утухэгаля из Урука. После него страну возглавлял Урнамму из Ура, затем Шульги, сидевший на троне тогдашнего шумерского царства почти полстолетия. Шульги называл себя «царем четырех стран света, богом всех стран», а также «пастырем черноголовых», «львом с раскрытой пастью», богом солнца. Главной своей заслугой он считал то, что сделал безопасными торговые пути: построил вдоль них крепости, чтобы ничто не угрожало караванам, даже если идут они ночью.
О повседневной жизни той эпохи больше всего сведений дают нам судебные записи.
Например, отец — из-за неожиданно возникшей большой необходимости — за ничтожную сумму: две третьих гина серебра (т. е. около 6 граммов) продал в рабство сына по имени Абитаб. Позднее Абитаб, очевидно, или сбежал домой, или отец выкрал его, но суд присудил его обратно владельцу, который смог привести двух свидетелей этой сделки.
В другом судебном разбирательстве некий Шешкалла заявил: «Я не являюсь рабом Урсахарабабы». Но два свидетеля доказали: отец Шешкаллы был рабом в доме Урсахарабабы, и он сам там родился, т. е. он тоже раб. Шешкалла был присужден наследникам Урсахарабабы.
Судебных разбирательств, связанных с рабами, было много. Когда умирал свободный человек, его рабы часто рассчитывали на то, что наследники не смогут доказать своего права держать их в рабстве. Но в шумерских домах тщательно хранили семейные архивы — испещренные клинописью глиняные таблички с записями сделок купли-продажи, дарственных сделок и завещаний, и чаще всего нужный документ отыскивался. Если же документа не было, то и тогда всегда легко было найти двух готовых принести клятву свидетелей.
Глиняные таблички скрепляли цилиндрической печатью. В Шумере у каждого уважающего себя человека был маленький резной цилиндрик, пробуравленный по продольной оси. Этот цилиндрик владелец всегда носил на шее на шнурке и не снимал даже ночью, чтобы он не попал в чужие руки. Писать умели только писцы, но когда составлялся какой-нибудь договор или другой важный «документ», заключающие сделку стороны прокатывали каждая свой цилиндрик по краю еще невысохшей мягкой глиняной таблички: оттиск-печать заменял позднейшую подпись.