Перед Камбизом приходилось дрожать даже самым близким ему людям. Говорят, будто бы у одного из них он доверительно спросил, каким человеком считают его персы. «Мой повелитель, — ответил тот, — во всех отношениях они отзываются о тебе лишь похвально, не нравится им лишь то, что ты пьешь больше, чем надо». Царь вспылил: «Ах, так! То есть, по мнению персов, я пьяный безумец!» — Потом продолжал так: «Посуди сам, правду ли говорят персы или болтают, как глупцы. Вон стоит в преддверии зала твой сын. Если моя стрела попадет ему в самое сердце, то ясно, что персы болтают попусту». С этими словами он натянул свой лук и послал стрелу прямо в сердце юноши. Отец не только не осмелился издать стон, но еще и рассыпался в похвалах, чтобы спасти хотя бы свою жизнь: «Мой повелитель, я думаю, что сам бог не стреляет так превосходно».
Дарий был разумнее. Его принципом было: «Прежде чем поступить, я прибегаю к помощи разума и принимаю решение, так делаю я и тогда, когда вижу бунт, и тогда, когда бунта не вижу».
С гордостью упоминает Дарий, что все что он делает, делает открыто, чтобы все видели и слышали. «В этом моя сила, помимо моего разума и способностей к размышлению».
Конечно, и Дарий был деспотом, он не мог быть иным, являясь владыкой такой державы. Так, он казнил одного из семерых своих соучастников по заговору против мидийского мага, по слухам, только потому, что тот намеренно нарушил строгий церемониал, принятый при царском дворе. Но если верить похвальбам Дария, то он сделал это не в слепом гневе, а по трезвому размышлению.
Действительно, когда могущество его окрепло, Дарий правил так рассудительно, как очень немногие из подобных ему деспотов. Свою державу он разделил на двадцать провинций — сатрапий, во главе которых стояли сатрапы. Им подчинялось все, кроме размещенных в провинциях войск: ни начальники горных крепостей, ни командиры гарнизонов в низинах не были им подвластны. Пятерых верховных военачальников Дарий выбрал из своих самых близких доверенных людей и над сатрапами тоже назначил главных должностных лиц из придворных. Это были «глаза и уши» царя. Военачальники и сатрапы в провинциях зорко следили друг за другом, чтобы ни один из них не возомнил о себе слишком много и не осмелился бы поднять мятеж. Местное же население Дарий держал в подчинении благодаря тому, что воинов из одной сатрапии посылал на службу в другие сатрапии, а на их место присылал чужеземный гарнизон, который местным жителям вряд ли удалось бы склонить на свою сторону, ведь воины и языка-то их не понимали.
Державу пересекала сеть благоустроенных проезжих дорог, имелась надежная, быстрая почтовая служба. «Персы так умело организовали передачу вестей, — пишет Геродот, — что никто в мире не может превзойти их гонцов. По их словам, сколько дней требуется на весь путь, столько людей и лошадей стоит в готовности у дороги, на расстоянии дня езды друг от друга. И этим гонцам ни дождь, ни снег, ни жара, ни мрак не препятствуют в том, чтобы с самой большой скоростью промчаться выделенный им отрезок пути. Первый всадник передает порученное ему второму, второй — третьему, и так весть идет из рук в руки…»
По этим дорогам везли в царскую резиденцию ежегодно собираемые в сатрапиях подати, часть их, правда, использовали на месте на военные и прочие цели. Но и так оставалось достаточно, ведь полный годичный налог державы составлял 2500 центнеров серебра и 94 центнера золота, но кроме того, некоторые народы платили налог зерном, благовонными курениями, эбеновым деревом, слоновой костью, белыми конями, юношами, девушками, кастрированными детьми. Все золото, входившее в ежегодный налог, платила Индия, большую часть серебра — 262 центнера — Вавилония. Собранные в сокровищницу благородные металлы расплавляли и лили в глиняные кувшины, когда же металл застывал, сбивали с золотых и серебряных болванок черепки. Чеканили из них монеты (как это уже делал немного раньше легендарно богатый царь Лидии Крёз). На золотых монетах был изображен сам Дарий, и греки называли эти монеты дариками. Серебряные монеты имели право чеканить и сатрапы, а медные — даже крупные города. Несметные богатства Дария вошли в поговорку. И сегодня еще о расточителях, транжирах, мотах говорят: «Он может промотать даже сокровища Дария». А о том, что кому-нибудь очень дорого: «Он не променяет этого и на сокровища Дария».