И, действительно, почти все свидетельства писателей и паломников единогласно указывают где-то, поблизости, монастырь во имя Св. Маманта; а по договору Олега с греками, русским, приезжавшим в Царьград, предоставлено было жить у Св. Маманта: «приходящии Русь да витают у Св. Мамы». Но и этот монастырь и много других церквей Влахернского квартала давно и бесследно исчезли, и развалины их надстроены в виде мечетей. Одна из них, маленькая, но изящная и очень древняя, апп. Петра и Павла, теперь мечеть Атик-Мустафы-паши, стоит на самом берегу Золотого Рога, возле ворот Айван-Капу, а против ее входа, на улице, древняя купель служит водоёмом.
III. На берегу Золотого Рога
Бесполезно искать здесь по берегу остатков знаменитой лавры Космы и Дамиана – Космидион: стоит ли на ее месте большая мечеть Дефтердар или даже самый Эюб – трудно и даже невозможно решить. Но во всём Стамбуле нет местности более живописной и оригинальной, как эта последняя, знаменитая святыня мусульман, последний пункт на европейском берегу, где турок считает себя вполне дома – на Востоке. До русско-турецкой войны мечеть Эюба оставалась совершенно недоступной; теперь бакшиш открывает доступ во двор мечети.
Открытая кофейня на самом берегу Золотого Рога, с видом на устье Сладких Вод, покрытое каиками, идущими на гулянье; дачки, киоски, многочисленные тюрбе или гробницы, нередко из белого мрамора; всюду зелень и живописные тихие уголки; лавочки с пестро-раскрашенною египетскою посудой; продавцы четок, трубок, духов и щербета; наконец, толпы, празднично разодетые, но безмолвные и чинно двигающиеся из одного закоулка в другой, – такова картина этой местности в пятницу, в хороший день. По преданию, неизвестно, на какой легенде (вероятно, ещё византийской), основавшемуся, мощи Эюба, знаменосца Магомета, погибшего при первом будто бы нападении на Константинополь мусульман ещё в 668 году, были чудесно обретены скоро после завоевания Магомета II, – и владычество ислама было, таким образом, освящено и упрочено. Когда мы вошли во двор мечети, всё было битком набито пестрою толпой. И турки, и мусульмане из дальних провинций – курды и черкесы – нынче мало интересуются гяуром и радуются его непритворному изумлению перед красотами внутреннего двора, богатствами мечети и дивными фаянсами. В одно из окошечек самого тюрбе пророка Эюба виднеются чары Востока. На дивном фоне ковров и голубых фаянсов сияют пёстрыми цветами, переливаясь в цвета драгоценных камней, многочисленные лампы святилища; но теперь у гробницы толпятся гаремы, и окошечко мгновенно задёргивается изнутри.
Не потеряет даром времени и тот, кто от этой мечети подымется вверх по мраморной лестнице, ведущей сбоку бесконечного кладбища, идущего по обрыву берега, всё выше и выше, пока турист может не только обозреть весь Константинополь до самого отдалённого пункта, но видеть, наконец, Принцевы острова и дойти, по английскому обычаю, до того моста, откуда и совсем не видать Константинополя, а смотришь уже через него на берег Мраморного моря.
Возвращаясь отсюда по Золотому Рогу, легко будет посетить многие из древних памятников Византии, рассеянных там и сям по ее берегу. Эта экскурсия тем удобнее, что в городе заливов, проливов и всевозможных гаваней её можно совершить и на каике и на пароходе, который от моста Галаты и обратно делает здесь почти все скалы, т.е. подходит ко всевозможным пристаням, наскоро сколоченным из брёвен и досок. Поездка по берегам любопытна и в том отношении, что этим способом легко ознакомиться с оригинальным по своей пестроте стамбульским населением: впечатление одного участка остаётся у вас цельным, не смешиваясь с другими. Вот Галата-Капу, т.е. ворота дворца, некогда здесь бывшего, а ныне ведущего в квартал Галата, сплошь населённый евреями. По привычкам племени, местность избрана не только низменная, но прямо болотистая, между двух холмов, – древнее «Лугарёво», как называет, видимо, его Антоний, указывающий здесь древние церкви Павла Фивейского и Иоанна Кущника. Не подумайте сравнивать этот квартал с римским ghetto; это еврейский квартал на Востоке, и кто не видал подобного, может прийти в изумление. Римский ghetto – улица дворцов, и при всей своей грязи, затхлости, вони, несмотря на лохмотья, не лишена известной культурности. Галата же представляет нам единственное зрелище таких, наскоро сколоченных, всюду обносившихся и отовсюду подпёртых домов, что вы с трудом допускаете, чтобы в этих домах жили люди. И вы видите этих людей – красивый семический тип, но искажённый дикими нравами, как у польских евреев, и что самое оригинальное – на них шубы на заячьем меху в самую жару летом. Многие ли из них ведут своё аристократическое происхождение от испанских евреев – не знаю, но правду говорит известный своею правдивостью Де-Амичис, что не притеснение, но низкие нравы, варварская ранность браков и окружающая грязь – унизили племя. Не ищите, прибавлю, здесь чего-либо по историческим памятникам: самые стены здесь исчезли, – как-будто и их съела какая-нибудь тля, – и надо идти далее, в гору, подняться на холм, чтобы там уже, вздохнув чистым воздухом, открыть прелестную мечеть Фетхие-Джами, в древности женский монастырь во имя Божьей Матери «Всеблаженной». Прежние греки выбирали хорошие места для помещения женских монастырей. Это место особенно удачно; чудные виды открываются повсюду, и недаром облюбовали монастырь и нашли себе успокоение здесь, после тревожной жизни, Алексей Комнин, Анна Комнин и др. Сюда перешёл патриархат в 1455 году, и церковь долго принадлежала христианам. Теперь кругом уединенной церкви – пустыня. Но откуда, в самом деле, эта страсть к разрушению? Быть может, не более ста лет назад здесь был обширный монастырь, а теперь – хоть шаром покати. Внутри самой церкви всё, что прославило её в древности, исчезло; блестящие мозаики скрылись под штукатуркою; но в одном из боковых куполов сохранились ещё мозаики, изображающие Спаса, окруженного 12 пророками, да с наружной стороны видна ещё надпись, лентою идущая по карнизу. Под холмом скалистый обрыв застроен большими красивыми домами – это древний Петрион, одно из любимых мест византийской аристократии. Нынче оно занято исключительно греками, и вся местность носит пресловутое имя Фанара, потому ли, что здесь был маяк, или что, по легенде, она была укреплена во время осады, ночью при фонарях. Здесь-то в известных улицах, в глухих домах во вкус Смирны, но уже с претензией на европеизм, живут гордые своим происхождением от Палеологов и дуков фанариоты, политики и банкиры, все духовные интересы которых по завету Византии, заключаются в претензиях на главенство, во вражде к Греции, в притязаниях на чистоту языка и проч. Кроме уродливой круглой часовни, носящей и теперь имя Мухолиотиссы, Фанар не имеет старинных построек и гордится только громадным зданием своей школы в американском вкусе. В обширном, но крайне унылом здании патриархата есть на дворе несколько древних барельефов, а в самой церкви – две древние мозаические иконы: одна – Богородицы, другая – Иоанна Предтечи, и между ними часть столба Христовых бичеваний, перенесённая из Фетхие-Джами. В патриархате вас будут уверять, что это всё из Св. Софии, и даже удостоверять, что грубо сложенный из плит мраморного пола помост патриаршей кафедры и самая кафедра были некогда патриаршим троном Златоуста. В этих уверениях есть и значительная доля невежества, и доля притязательности, и обычная у византийцев традиция; но помост сделан так грубо, что бросается в глаза, а кафедра – начала прошлого века. Церковь патриархата – длинный сарай, окрашенный внутри в зеленую краску, с размалёванными под антик колоннами.