Древнегреческий корабль.
Рисунок на вазе. Около 500 г. до н.э.
И весело, и страшно было грекам пускаться в море. Впереди могли их ждать всякие беды. Наступало затишье, и подолгу приходилось морякам ждать попутного ветра на диком, одиноком островке среди пустынного моря. Поднималась буря, и им грозила гибель в морских волнах. Часто падали они в боевых схватках в чужом, далеком краю, и на песчаном морском берегу только дождь мочил белые кости погибших героев.
Наконец из далекой поездки моряки возвращались домой. Они любили рассказывать о своих смелых набегах, как они грабили чужие поля, убивали мужчин, а женщин и детей брали в плен. Пленников они продавали, и из походов привозили золото и серебро, янтарь и слоновую кость. Они привозили рассказы о далеких странах, откуда и в год не может долететь быстрая птица, откуда не возвращался никто из людей, если его заносили туда бури и ветры. И среди греков уже ходили неясные слухи о длинных летних днях на далеком севере, где заря сходится с зарею, о странных северных людях, которые доят кобылиц и пьют их молоко. Греки знали уже о богатом и могущественном царстве на Ниле, о богатых египетских Фивах, где жилища полны сокровищ и 100 городских ворот так широки, что через каждые могут проехать 20 колесниц рядом. И все больше сказаний о чудесах незнакомого моря складывалось среди греков.
На народные шумные праздники греков, на пиры в богатые замки приходили певцы и в песнях своих вторили рассказам скитальцев. Они пели, и перед молчаливыми слушателями, на самом краю шумящего моря, вставал из тумана остров блаженных феаков. Их любят бессмертные боги, открыто нисходят к феакам и без чинов садятся за трапезу с ними. Там во всей стране, в каждом доме царит веселье; за пышно накрытыми столами сладко пируют феаки, внимая песням певцов. Бесстрашно феаки пускаются в море; быстро пробираются среди мглы и тумана, не боясь погибнуть от бури. Кормщик не правит в морях кораблем феакийским, их судам руль не нужен: «Сами они понимают своих корабельщиков мысли…»
Дальше пели певцы о том, как в далеком море, из темной глубины морских вод выходит вещий старец Протей. В глубокой пещере среди стаи смрадных, покрытых соленою тиной тюленей, как пастырь меж стада, ложится старик и погружается в сон. Но если кто тронет вещего старца, он превратится в воду и пламя, во все, что можно найти на земле, и в свирепого льва с огромную гривой, и в дракона, пантеру и вепря, и в дерево с густою вершиною, – и никому не дается он в руки.
Певцы пели о многолетних скитаниях царя Одиссея, о стране громадных, свирепых, не знающих правды циклопов, где Полифем сожрал шестерых друзей Одиссея. Они пели об острове морских дев-сирен, которые губят неосторожного моряка, заманив его сладким пеньем; пели о закинутом среди дальнего моря острове нимфы Калипсо, где семь лет томился в плену несчастный царь…
Одиссей с его спутниками и птицы сирены.
Рисунок на вазе. Начало V в. до н.э.
Но давно прошли времена чудесных скитаний героев. Не одна воинственная знать – в дальнее море потянулись и простые мирные купцы. Иногда, запасшись блестящим железом, они далеко темным морем пробирались к иным народам и, променяв железо на яркую медь, возвращались обратно. Все чаще стали показываться в море их тяжелые многовесельные корабли, и мало-помалу они вытеснили финикиян со своего моря.
Теперь купцы могли привезти много верных вестей и о далеком севере, и о странах на дальнем западе, куда ездили они, далеко оставляя позади Итаку, последний греческий остров на их пути. Они могли рассказать о родине меди, которую привозили из Италии, о караванах с богатыми индийскими товарами, из глубины Азии приходивших к берегам Черного моря. На его южном берегу, где заканчивался путь караванов, уже стоял первый поселок ионийских купцов, Синоп. В далекой Италии (в Кампании), близ ровного песчаного берега, где так легко было пристать кораблям, на круто поднимавшейся горной вершине купцы построили замок Кумы, а по берегу вытянулось несколько небольших городков. На восточном берегу Сицилии уже лежал ряд греческих городков. Господствовавшие здесь раньше финикияне без большой борьбы уступали место новым пришельцам, забрасывая свои торговые местечки и уходя дальше на запад, куда не проникли еще греческие купцы.
Купцы могли рассказать, как впервые пробирались они в чужие страны, как на стоянках пробовали продать свои товары жителям берегов, но те сурово встречали пришельцев. Нередко ни с чем приходилось купцам возвращаться из далекого плаванья и привозить только рассказы о жестокой борьбе и о гибели многих смельчаков у чужих берегов. А когда купцам удавалось на чужбине устроить свои склады, тяжело было видеть первым переселенцам, как скрывались на горизонте корабли, уходившие назад на далекую родину; тяжело было ждать долгие месяцы, когда снова покажутся они с моря. Жутко было сознавать, что между их закинутою в чужом краю маленькой колонией и родной страной лег долгий путь, по которому нигде не услышишь греческой речи,