А совсем рядом с Лаконией находилась еще более цветущая страна – Мессения, лучшая область во всей Греции, и спартанцы рано (в конце VIII в.) завоевали ее и разделили ее поля между собой. Поэтому пожаловаться на скудость своей природы жители Лаконии не могли ни в каком случае.
Посмотрим же, как жили спартанцы на своей родине, сохраняя среди своей богатой природы неприхотливый образ жизни и деревенские привычки.
Лет за 600 с лишним до P.X. в Спарте стояло необычайно тревожное настроение. Восстали жители плодородной Мессении под предводительством потомка своих древних царей Аристомена.
Общий вид древней Спарты. Вдали – хребет Тайгет.
Гравюра 1900 г.
Спартанцы надеялись легко справиться с восставшими, но их поддержали обитатели гористой Аркадии и могущественного Аргоса, который всегда враждовал со Спартой. Прошло несколько месяцев со времени начала восстания, и вот в Спарту прилетела страшная весть: спартанское войско разбито в большой битве. Казалось, богатейшая область во всей Греции навсегда утрачена для спартанцев. Печаль и тревога охватили жителей Спарты. Изо дня в день совещались между собой эфоры[7]; постоянно происходили совещания спартанских старейшин (их звали геронтами). Наконец было собрано и народное собрание. Обыкновенно оно собиралось только раз в месяц, но теперь, ввиду тревожного времени, эфоры собрали его раньше обычного срока. Молчаливо, с хмурыми лицами сходились спартанские граждане на рынок, где обычно происходили народные собрания. Среди них не видно было юношеских лиц, потому что по спартанским законам в народном собрании могли участвовать только граждане старше 30 лет. Не слышно было среди них и шумных разговоров, перемешанных с горячими спорами, которые так любили граждане Афин. Несмотря на то что все важные вопросы решались в Спарте на народном собрании, спартиаты (так назывались спартанские граждане) издавна привыкли слушаться своих геронтов и эфоров, выбиравшихся обыкновенно из самых знатных фамилий, и обыкновенно утверждали те предложения, которые защищали эфоры и геронты; никто из простых граждан не решался выступать со своими мнениями и оспаривать их предложения. Да и сами они редко вступали между собою в прения: еще задолго до народного собрания они обсуждали между собою те вопросы, которые нужно было решить народному собранию, сговаривались и в народном собрании действовали согласно. Тихо и чинно происходили поэтому собрания спартиатов; на них не разгорались страсти и дела решались быстро. Словоохотливости в Спарте не любили и на говорливых людей смотрели насмешливо. Рассказывали, что один спартанец, слушая длинноречивого оратора, с иронией заметил: «Да, это храбрый человек: он так хорошо вертит своим языком даже тогда, когда ему не о чем говорить».
Когда граждане собрались на народное собрание, геронты были уже там и сидели на своих обычных местах. Среди них находились и два царя, только что вернувшиеся с поля битвы (они считались членами и председателями собрания спартанских старейшин). Лица царей были особенно печальны: они были главнокомандующими на войне и только войною могли себя прославить, потому что в мирное время они были по рукам и по ногам связаны надзором со стороны эфоров; только военные победы могли им доставить большое значение в государстве. Но теперь они упустили и эту возможность выдвинуться и, проиграв сражение, вместо славы навлекли на себя позор…
Наконец появились эфоры; при их появлении все геронты, не исключая и царей, встали со своих мест и сели только тогда, когда заняли свои места эфоры. Затем старший из эфоров открыл собрание такою речью: «Граждане Лакедемона, мы собрали вас сюда для того, чтобы спокойно и без увлечения решить, как поступить ввиду поразившего наш город несчастия. Не в обычае у спартанцев терять бодрость в горе и отступать перед препятствиями. Вы никогда не заносились при удаче, но вы и не падаете духом от бедствий. Итак, обсудим вопрос, как приличествует мужам и воинам, которые привыкли не только испытывать опасности, но и побеждать их». Гул одобрения встретил эту краткую речь. Сейчас же после нее выступил старый геронт; это был уже старик около 70 лет (в геронты могли выбираться только граждане старше 60 лет), но он держался еще прямо, и старческий голос громко и внятно зазвучал над толпой. «Едва ли, граждане, – начал он, – среди вас есть такие, которые предпочтут позорный мир славной, хотя и опасной войне. Правда, велики наши несчастия, но еще больше потеряем мы, если согласимся на уступку Мессении. Все наше богатство заключается в земле, а земля принадлежит нам, пока сильно наше оружие, пока боятся нас наши гелоты[8] и соседние пароды. Мы не афиняне, которым их корабли привозят изо всех стран все необходимое: из Фракии и Египта – хлеб, из Малой Азии – золото, из Эвбеи – железо и медь, из Милета – узорные ткани. Все, что мы имеем, производится внутри нашей страны трудом наших гелотов, и ничего мы не имеем от соседей. Но наши наделы внутри Лаконии малы, от них трудно прокормиться, и если мы лишимся тех земель, которые имеем в плодородной Мессении, то едва ли не голодная смерть будет угрожать многим из нас. Я не буду говорить вам, что многие из лаконских граждан имеют земли только в Мессении и, лишившись их, они лишатся всего, – это вы знаете и без меня. Но я напомню вам, граждане, что и лаконских наделов вы можете лишиться, если покажете уступчивость к восставшим мессенцам. Ведь ни для кого в Элладе не тайна, что лаконские гелоты ненавидят полноправных граждан и готовы их съесть с кожей и волосами. И если они увидят успех восставших мессенцев, то тоже восстанут против нас, и нам будет трудно справиться с ними. Нас мало – гелоты далеко превосходят нас своим числом, и только страхом можем мы держать их в повиновении. Страх же у них пропадет, если мессенцы одолеют нас. Поэтому я полагаю, граждане, что не следует нам быть уступчивыми. Соберем новые войска и поручим нашим предводителям-царям неослабно биться против мессенцев; и боги помогут нам одолеть их». Часть собравшихся громкими криками одобрения приветствовала речь старого геронта; но раздавались и другие голоса, в которых слышалось неудовольствие. Это были по преимуществу голоса тех из спартиатов, наделы которых находились в Мессении; они, конечно, не могли получать доходов в военное время из восставшей области и должны были вести теперь самое нищенское существование. Они отчаялись уже в успехе на поле битвы, и им казалось, что поправить их дела можно не продолжением войны, а переделом земли. У многих из спартиатов уже тогда образовались довольно большие наделы: у некоторых погибли на войне их родственники, и они получали их земли по наследству; некоторым удавалось выгодно жениться на единственной наследнице надела. Мессенские помещики и думали, что если бы всю лаконскую землю заново переделить на равные участки, то они и без нового покорения Мессении получили бы порядочные наделы. К ним присоединились и те из спартиатов, наделы которых хотя и были в Лаконии, но по разным причинам чрезмерно уменьшились; теперь эти граждане совершенно обеднели и передел земли не мог не прельщать их.
7
Так назывались 5 выборных высших сановников в Спарте, стоявших во главе правления и постепенно подчинивших себе все другие власти – даже царей. С течением времени они получили право штрафовать и арестовывать царей, если находили, что те нарушили законы.