— Кто ты? — спросили они ее.
— Я — Илу, дочь Ману, — ответила она.
Митра и Варуна переглянулись, после чего Митра обратился к деве:
— Мы боги Митра и Варуна. Назови себя нашей дочерью.
— Нет! — ответила Илу, потупившись. — Я дочь Ману.
— Кто? Кто ты? — переспросил также и Ману.
— Твоя дочь.
— Но как же, о благородная, можешь ты быть моей дочерью? — удивился Ману.
— Ты, а не кто–либо другой, —объяснила девушка, —дал мне жизнь, замешав на воде топленое масло, сметану и творог. Поэтому пользуйся мною в свое удовольствие, когда станешь приносить жертву богам. И будешь богат потомством и стадами. Какого бы благодеяния ни испросил ты у богов с моей помощью, полностью получишь все, что попросишь.
И зашагал вместе со своей дочерью Ману, распевая гимны и, как только это удавалось, неукоснительно исполняя ритуал. И когда изъявил он желание иметь обильное потомство, боги услышали его. И пошел от него весь род человеческий, который и есть род Ману[74].
Чьявана[75]
Было у Ману девять сыновей, девять могучих витязей, от которых пошло девять племен, заселивших еще не слышавшую человеческого голоса землю. Однажды в племени четвертого сына, Шьячи, начался раздор. Брат стал против брата. Сын отвернулся от матери, мать от сына.
Подобные бедствия, постигающие порою племена, роды и семьи, пострашнее мора и войны. Причины их сокрыты от глаз человеческих, и враждующие в слепоте и безумии ищут их объяснения каждый в другом — брат в брате, сын в матери, мать в сыне. Но царь племени Шьячи был мудр и всюду неутомимо искал корень губительной вражды, но не мог его найти, пока случайно не пришел к озеру, избранному подвижником Чьяваной местом для моления и умерщвления плоти.
При виде царя, который его почтительно приветствовал, отшельник отвернулся. Царь был этим удивлен и спросил:
— Может быть, сам не ведая, я чем–нибудь тебя оскорбил или просто неприятен?
— О нет, — ответствовал Чьявана, — не оскорбил. Не неприятен. Меня обидела твоя прекраснобедрая дочь Суканья, и с тех пор я не знаю покоя. Однажды ночью она вместе с другими девами вывела коней на водопой. Надо тебе сказать, что во мраке мои глаза мерцают, как уголья в алтаре. Твоя же любопытная дочь, приняв их за светляков, ткнула мне в глаза своими пальчиками.
Поняв, в чем причина раздора в племени, царь закричал:
— О! Это великая обида! И я готов ее искупить — отдать тебе своих коров, свои сокровища, да и вообще выполнить любую твою волю. Выскажи ее, мудрейший!
— Мне не надо ни коров, ни сокровищ. Я хочу стать твоим зятем. Отдай мне в жены твою прекрасную, невольно согрешившую дочь.
И отдал царь Суканью в жены дряхлому старцу как искупительную жертву согласия.
И воцарился в племени мир. Брат более не косился на брата. Сын и мать не отвращали друг от друга лиц. Но красота Суканьи едва не повергла человечество в грехи. А было это так. Купалась Суканья в том же озере, куда водила раньше коней на водопой, а супруг ее неподалеку, воздев руки к небу, совершал молитву. И увидели Суканью, выходящую из воды, пролетая по небу, боги–близнецы Ашвины. Охваченные любовью, как пламенем, они мгновенно спустились на берег, и один из них обратился к красавице с такими словами:
— Мы дети Солнца, дева. Красота твоя несравненна. Выбери одного из нас в мужья.
— Не могу, — отвечала Суканья. — Яне дева. У меня есть муж, святой отшельник. Видите, вон он стоит и молится.
Повернули Ашвины головы и расхохотались, да так громко, что из воды высунулось несколько сотен рыбьих морд.
— Ха–ха! Ты предпочитаешь нам этого старца?
— Но он прекрасен духом, — возразила Суканья обиженно. — Конечно, было бы хорошо, если бы он был так же прекрасен, как вы. Но ведь это невозможно.
— Для нас нет ничего невозможного, — отозвались Ашвины. — Мы боги. Передай своему супругу: если он хочет стать таким же, как мы, пусть спустится с нами под воду, и ты сможешь выбрать супруга из нас троих.
И вот спустились Ашвины вместе со старцем в озерные глубины, и поднялись оттуда не два, а три близнеца, совершенно неотличимые друг от друга. Долго всматривалась в них Суканья, не зная, на ком остановить взгляд, пока один из юношей не дал ей тайный знак. Это был Чьявана, вернувший себе молодость.
Не зная, как отблагодарить Ашвинов, он преподнес им сому и пообещал совершать жертвоприношения ею в их честь, как это полагалось делать в честь Индры и других великих богов. И удалились Ашвины на небо, не гневаясь на отшельника и на людей. И с тех пор нет у смертных на небе больших заступников, чем Ашвины.
74
Поскольку
75
Этот сюжет характеризует падение значения Индры в постведийскую эпоху, когда главными богами стали Брахма, Вишну и Шива.