Выбрать главу
Вергилий. Энеида. Книга VI. 705−715[6]

Разумеется, после того как дух родится в новом теле, некромант уже не сможет до него достучаться. Какой смысл вызывать тень Клеопатры, если она теперь Дорис Смит из городка Фишгейт? Она уже ничего не помнит о своем прошлом (да и вообще, некромантия по определению неприменима к живым). Те духи, что попали в Элизий и перешли на иной уровень бытия, тоже находятся «вне зоны приема».

Даже если некромант максимально сузит круг доступных мертвых, ему придется хорошо подумать над тем, к кому обращаться. Вопрошать тень афинского крестьянина о будущем Великобритании примерно так же целесообразно, как выпытывать историю шумеро-аккадской цивилизации у двухлетнего ребенка. Вызвать конкретного духа тоже не так уж просто — гораздо сложнее, чем обратиться к мертвым вообще. Здесь нужна особая процедура.

Одиссей и Тиресий

Ниже описан ритуал вызова духа от лица того, кто этот ритуал проводил. Он взят из «Одиссеи» Гомера. (Пусть читатель сам решит, насколько грамотно был совершен обряд. Важно отметить, что современные ученые считают кое-какие строки позднейшими вставками.) Отправляясь в долгий и опасный путь, Одиссей, конечно же, искал совета, который помог бы ему избегнуть гибели. Некромантии его обучила колдунья Цирцея, знаменитая умением превращать людей в животных; эти ее чары испробовали на себе спутники Одиссея (см. ниже). Сам же Одиссей хотел поговорить с неким Тиресием, поскольку тот еще при жизни, невзирая на слепоту, славился умением заглядывать в будущее. Несомненно, смерть только добавила ему волшебной силы.

К берегу там мы пристали и, взявши овцу и барана, Двинулись вдоль по теченью реки Океана, покуда К месту тому не пришли, о котором сказала Цирцея. Жертвенный скот я держать Тримеду велел с Еврилохом, Сам же, медный отточенный меч свой извлекши из ножен, Выкопал яму. Была шириной и длиной она в локоть. Всем мертвецам возлиянье свершил я над этою ямой — Раньше медовым напитком, потом — вином медосладким И напоследок — водой. И ячной посыпал мукою. Главам бессильных умерших молитву вознес я с обетом, В дом свой вернувшись, корову бесплодную, лучшую в стаде, В жертву принесть им и много в костер драгоценностей бросить, Старцу ж Тиресию — в жертву принесть одному лишь, отдельно, Черного сплошь, наиболе прекрасного в стаде барана. Давши обет и почтивши молитвами племя умерших, Взял я барана с овцой и над самою ямой зарезал. Черная кровь полилась. Покинувши недра Эреба, К яме слетелися души людей, распрощавшихся с жизнью. <…> Все это множество мертвых слетелось на кровь отовсюду С криком чудовищным. Бледный объял меня ужас. Тотчас же Я приказание бывшим со мною товарищам отдал, Что б со скота, что лежал зарезанный гибельной медью, Шкуры содрали, а туши сожгли и молились бы жарко Мощному богу Аиду и Персефонее ужасной. Сам же я, вытащив меч медноострый и севши у ямы, Не позволял ни одной из бессильных теней приближаться К крови, покуда ответа не дал на вопросы Тиресий.
Гомер. Одиссея. XI. 20–50

Неприкаянные духи мечутся на заднем плане, пока Одиссей советуется с Тиресием

Albertina, Wien

вернуться

6

Здесь и далее источники цитируются по переводам, перечисленным на с. 216, если не указано иное. Прим. ред.