Он кивнул Розе, садившейся за стол. Попытался представить, как можно обновить ленты в пишущих машинках, заново увлажнив их. Каким образом это можно осуществить? Скажем, катушку с намотанной лентой погрузить в жидкость? Почему, интересно, эта картина не кажется ему столь привлекательной, как тоже воображаемая, но более сложная процедура, согласно которой лента разматывается на всю свою длину — кстати, на какую? («Какова она может быть? — думал он. — Сотня ярдов? Вряд ли. Пятьдесят? Нет, скорее двадцать…»)
«Праздные мысли, — подумал он, — праздные мысли довольного жизнью человека. При двадцати ярдах, — он улыбнулся, когда новая идея пришла ему в голову, — конечно, кое-кому это может показаться глупым… Но если такие ленты растянуть между домами и оставить мокнуть под дождем, разве это не увлажнит их? Интересно, такой метод — полный идиотизм или элегантное решение проблемы? Кто возьмется оценить это с уверенностью? — думал он. — Ведь никто же не пробовал… Все это — если… если дело действительно во влажности… А я уже было увеличил предполагаемый срок службы ленты процентов на тридцать.
Не мысли ли это типичного скряги? — продолжал он размышлять. И сам себе ответил: — Нет-нет. Вряд ли. По-моему, это — обычный деловой подход. И если желание усовершенствовать что-то, предусмотрительность и даже мечты, если все это несвойственно деловому подходу, то я вообще не знаю, что такое ведение бизнеса.
Взять человека, который изобрел колесо. Вы только представьте! Тысячи лет под груз подкладывали катки, и люди мечтали: „Ах, если бы можно было обойтись без этих тяжеленных катков, которые приходится таскать за собой! Но как?“ И вот кому-то пришла в голову мысль закрепить катки под грузом, чтобы они стали одновременно и осью, и колесом. И этот гениальный человек… он наверняка вздрогнул, когда эта мысль промелькнула в его мозгу, вздрогнул, но не от радости, а от страха: „А вдруг не сработает? Ведь если так можно, разве не придумали бы все это раньше? До меня?“
И от того же страха его осенила еще одна мысль, словно озарение: превратить каток в пару колес. И он наверняка подумал: „Почему я?..“
Да, так он и подумал, этот гений. Ведь если он прав, то получалось, что все прочие члены его племени ошибались, и все его племя ошибалось тысячи лет, не разглядев очевидного».
Распахнулась двустворчатая дверь, и вошла Рути с кофейником.
«Это мысли счастливого человека, — думал он. — Не искушаю ли я судьбу? — А еще он подумал: — Господи, как вкусно пахнет кофе. — И выходя из дома: —Уже становится жарко. Скоро парад. Что ж, все идет так, как и должно быть. За все нужно платить. Бывает, по утрам, когда стоит такая влажность, надвигающуюся жару воспринимаешь как неминуемую кару, а бывает — как передышку, отсрочку наказания».
Уже развевались флаги. Вверх и вниз по улице. Флаги Конфедерации. Проходя мимо них, он кивнул.
«У каждого есть право, — думал он. — Кто возьмется утверждать, что заблуждается меньше, чем его противники? Да любой! Верить в то или в это? Ну да, а когда через пять, через десять лет наши убеждения меняются на противоположные, мы изумляемся: „Неужто я мог так думать?..“
И конечно же — вера в государство. В любое. Не вижу в этом ничего плохого. В конце концов, чем государство отличается от частной компании? Да ничем. Оно и есть компания. Сообщество людей. Организованное согласно определенным принципам, которые, как они часто считают — хотя и ошибочно — охватывают все возможные варианты отношений.
Но! Что они делают, когда ситуация выходит за рамки правил и предписаний, лежащих в основе сообщества?»
— Доброе утро, миссис Брин, — сказал Франк.
— Доброе утро, мистер Франк. На службу?
— Да. В контору.
— Парад не пропустите, — сказала она.
— О, нет. Ни за что не пропущу, — ответил он. — Понимаете, мне его видно… видно из моих окон, с пятого этажа.
— На фабрике? Быть не может!
— Может. — Он улыбнулся. — Еще как может.
— Гм… — Она покачала головой, будто говоря: «Да что вы можете знать…»
Они постояли немного, миссис Брин вздохнула.
— Будет жарко.
— Да. Пожалуй, даже очень жарко.
Он тронул шляпу и продолжил путь.