— Как и сам заяц, — вставил Моррис.
— И заяц, — согласился ньюйоркец. — В отличие от кролика.
— А чем отличаются кролик и заяц? — спросил Франк.
Человек из Нью-Йорка начал объяснять, а Франк подумал: «Я сам себе противен. На кого я пытаюсь произвести впечатление? Чего добиваюсь этим проявлением любопытства, этими „еврейскими“ вопросами? Ну что мне задело…»
— …а заяц, — продолжал ньюйоркец, — это иной вид. Вот и все, что я могу сказать на этот счет.
— Что возвращает нас к теме, — заметил Моррис, — о рациональности самих предписаний.
— Возможно, — сказал человек из Нью-Йорка. — Вполне возможно.
Пауза.
— Заяц, — напомнил Франк.
— Как-то возник спор, — сказал ньюйоркец, — о различных видах животных. Почему, например, рыба должна считаться парве, или, если хотите, нейтральной пищей, в то время как куры подпадают под понятие плоти?
«По-моему, все это нелепо, — подумал Франк. — Зачем я только притворяюсь?»
— В Талмуде описан спор мудрецов о гусях, — продолжал разглагольствовать ньюйоркец. — Дело в том, что однажды, отправившись в некую далекую страну, путешественники увидели гусей, которые гнездились на деревьях, и это наблюдение натолкнуло их на мысль, не следует ли такого гуся считать плодом.
Сказав это, ньюйоркец улыбнулся.
— В далекую относительно чего? — спросил Франк.
— В далекую относительно?..
Собеседник Франка задумался, пытаясь соотнести вопрос с темой разговора. Потом кивнул.
— Вавилон. Значит — относительно Палестины. Ведь это описано в Талмуде, следовательно, речь шла о стране, далекой от Палестины. Сегодня это Месопотамия, вчера это был Вавилон… Да и куда еще могли отправиться путешественники, чтобы увидеть гуся на дереве? — задумчиво произнес ньюйоркец.
«Ненавижу этого человека, — думал Франк. — И всю традицию ненавижу. Забава для рабов, именующая себя философией. С таким же успехом можно взять рекламу с пачки сигарет и корпеть над ней тысячу лет. — Он опустил глаза. — „Отличный табак, отобранный и обработанный особым образом, окутывающий вас облаком наслаждения“. Сколько раз здесь попадается буква „о“? — спросил он себя. — И какие тайны мироздания это открывает?
Страна идиотов. Хотя, с другой стороны… Что бы могла означать столь часто встречающаяся буква „о“…»
— …законы… страна, из которой они пришли… — тянул ньюйоркец.
«…и сколько раз на дню мы вот так, с позволения сказать, судорожно дергаемся, почему-то называя это „смыслом“?» — думал Франк.
— Но отказываться от охоты? — спросил Моррис. — Не слишком ли?
Ньюйоркец пожал плечами.
— Так как же охотник оказался на блюде? — продолжал Моррис.
Ньюйоркец поднял палец. Франк почувствовал неодолимое отвращение.
«Как в карикатуре, — подумал он. — За столом судья. На скамье подсудимых старый еврей. „Если вы утверждаете, что невиновны, почему вы не объяснили это полицейскому, когда он вас арестовывал?“ Еврей пожимает плечами: „Я же был в наручниках“».
— Якнехаз, — сказал гость. — Акроним, или мнемоника, для этапов седера. Я.К.Н.Х.З. — буквы, которые символизируют последовательность, порядок ритуальной трапезы — ведь и седер на иврите означает «порядок»[1]. Якнехаз. Кстати, вам, человеку, знающему немецкий, это не напоминает на слух словосочетание Jagd den Hase, «Охота на зайца»? Конечно же напоминает. Очень даже.
Ньюйоркец повернулся и обратился ко всем сидящим за столом.
— И уверяю вас, — сказал он, — услышав однажды, вы не забудете этого до конца своих дней. — Он поднял палец: — В этом и состоит удивительная прозорливость наших мудрецов.
Жизнь на озере, конечно, была проще. В некотором смысле она подчинялась формальностям в большей степени, чем жизнь городская: в ней оказалось больше того, что он привык называть «поддержанием социальных связей», — а это совсем не то же самое, что просто ходить к соседям в гости.
В будни по вечерам жены сидели друг у друга на верандах или собирались на крытой галерее отеля. А субботние вечера (воскресные-то назывались семейными и посвящались воссоединению с Супругом, прибывшим из Города), как и воскресные дни, заполнялись скоротечными визитами и чередой бесчисленных обедов, завтраков и чаепитий.
Он любил запахи этих завтраков. Например, чистый резкий запах кофе, проникавший, казалось, в самое нутро. Квинтэссенция радостного возбуждения. А вот лишенное суеты воскресное утро — встаешь поздно, с предвкушением свободного от работы дня.
1
Эти буквы отражают этапы любой праздничной трапезы, а не только пасхального седера — здесь ритуал сложнее, и пять букв его не исчерпывают. Я соответствует первой букве слова «вино» (на иврите —