Святослав тотчас вступился за сына. В 1065 г. он привел под Тмуторокань черниговскую рать. Ростислав оставил город без боя не потому, что «убоявся» Святослава, замечает летописец, «но не хотя противу стрыеви [дяди (по отцу)] своему оружья взяти»[77]. Посадив Глеба в Тмуторокани, Святослав возвратился в Чернигов, где спустя недолгое время опять увидел сына, вторично изгнанного Ростиславом с тмутороканского стола.
На этот раз немедленного ответа со стороны Святослава не последовало, так как Ярославичи были встревожены нападением на Псков полоцкого князя Всеслава (см. с. 35 данного издания). Ростислав утвердился в Тмуторокани в качестве законного правителя, который «емлюще дань у касог и у инех стран». По-видимому, он захватил также часть побережья Восточного Крыма вместе с Керчью[78]. Это вызвало немедленную реакцию со стороны византийских властей Крыма. В 1066 г. херсонский катепан[79] под предлогом переговоров явился к Ростиславу и на пиру поднес ему заздравную чашу с медленно действующим ядом. Ростислав умер на седьмой день, когда его отравитель уже благополучно вернулся в Херсон, поведав горожанам о результатах своего посольства. Коварный поступок катепана возмутил жителей Херсона, которые побили его камнями, желая, по всей видимости, предотвратить карательную акцию против своего города со стороны тмутороканской Руси. Однако мстить за князя-изгоя никто не собирался[80]. Вернувшийся в Тмуторокань Глеб занялся совершенно другими делами, в частности измерением ширины Керченского пролива – от Тмуторокани до новых русских владений в Керчи[81].
Почти одновременно с Ростиславом на другом краю Руси меч против Ярославичей обнажил полоцкий изгой, князь Всеслав Брячиславич. Сущность острейшего конфликта, возникшего в середине 60-х гг. XI в. между ним и тремя братьями-соправителями, осталась нераскрытой в древнерусском летописании, в связи с чем опираться здесь приходится на косвенные данные.
Полоцкая земля – племенная территория западной группировки кривичей, осевших в верховьях Западной Двины и Березины, – позже других восточнославянских земель признала власть киевской династии[82] и первой вышла из-под ее контроля. Не позднее конца 80-х гг. X в. здесь образовался особый удел Изяслава, сына князя Владимира Святославича и полоцкой княжны Рогнеды[83]. Во время усобицы 1015–1019 гг. между сыновьями Владимира Полоцкая земля окончательно обособилась от Киева, превратившись в наследственное владение отдельной ветви княжеского рода – Рогволожичей[84]. Это не означало, что полоцкие князя исключили себя из сферы общерусских интересов. Полоцк по-прежнему оставался причастен ко всем политическим, экономическим и культурным процессам, происходившим в Русской земле.
Борясь за свое особое место в восточнославянском мире, Полоцк традиционно соперничал с Новгородом[85] и претендовал на обладание всем верхним течением Западной Двины, а также на земли в верхнем Понеманье и Поднепровье. В 1021 г. Ярослав заключил с Брячиславом Изяславичем союзный договор, который вроде бы урегулировал спорные территориальные вопросы путем уступки полоцкому князю ключевых пунктов на волоках возле Усвята и в устье Витьбы[86]. Наследник Брячислава, Всеслав, долгое время строго придерживался буквы и духа этого соглашения. С начала своего вокняжения в Полоцке (1044) и в продолжение двадцати лет он не допускал никаких враждебных выступлений против Ярослава и Ярославичей, а в 1060 г., верный союзническим обязательствам, принял участие в общерусском походе на торков.
Но смерть Ярослава подтолкнула Всеслава к поиску дальнейших путей расширения влияния Полоцкой земли и укрепления ее суверенитета. Полоцк уступал Новгороду в том важном отношении, что в нем не было епископской кафедры. Намереваясь сделать из своей столицы церковный центр княжества, Всеслав в 50-х гг. XI в.[87] начал возведение каменного собора Святой Софии «о седми версех», который должен был стать кафедральным храмом полоцкого епископа. Однако для учреждения Полоцкой епархии необходимо было получить согласие киевского митрополита и, следовательно, Изяслава Ярославича. Дело, вероятно, было бы легко улажено, если бы сюда не примешались два посторонних обстоятельства. Во-первых, как можно думать, созданию Полоцкой епископии всеми силами воспротивились новгородские архиереи – Лука Жидята[88] и его преемник (с 1061 г.) Стефан. А во-вторых, между Полоцком и Киевом возникли новые территориальные трения. В конце 50-х – начале 60-х гг. XI в. Всеслав предпринял попытку закрепиться в северных областях Дреговичской земли (верховья Свислочи и Птичи), население которых, по-видимому, еще в первой половине этого столетия было обложено данью в пользу полоцкого князя[89]. Действия Всеслава вплотную затрагивали интересы Изяслава как владельца Турово-Пинской волости, образованной в границах расселения основного массива дреговичских племен, неблагосклонно взиравших на подчинение части своих сородичей Полоцком. Пик обострения пограничного спора пришелся на 1063 г., когда Всеслав заложил в верхнем течении Свислочи крепость Меньск (Минск). Исключительно военное предназначение этого укрепленного пункта, выявленное при раскопках Минского кремля[90], достаточно убедительно характеризует степень накала киевско-полоцкого противостояния в этом районе.
77
Неожиданное превращение нарушителя спокойствия в почтительного родственника говорит о том, что начиная с этого момента мы имеем дело с летописным пересказом существовавших некогда «тмутороканских хроник», где портрет Ростислава был выдержан в идиллических тонах: «Бе же Ростислав мужь добр на рать, возрастом же леи и красен лицем, милостив убогим».
78
См.:
79
В летописи «котопан».
80
Население Тмуторокани вообще представлено летописцем безучастным свидетелем княжеских междоусобиц, что вряд ли соответствует действительности. Но краткость летописного изложения «тмутороканского эпизода» 1064–1065 гг. не позволяет высказать на этот счет даже предположений.
81
В 1792 г. на берегу Керченского пролива был найден знаменитый «Тмутороканский камень» – мраморная плита с выбитой на ней древнерусской надписью, гласящей: «В лето 6576 (1068) индикта 6 Глеб князь мерил море по леду от Тмутороканя до Корчева [Керчи] 14 000 сажен». Указанное расстояние (21,386 км, если имеется в виду прямая сажень, или 24,696 км, если мерная (о видах древнерусской сажени см.:
85
Взаимное отчуждение этих двух русских городов было столь велико, что даже в середине XI в., по данным археологии, новгородско-полоцкое пограничье представляло собой обширную зону почти незаселенных лесов (см.:
87
О датировке строительства полоцкой Софии (см.: