Выбрать главу

Родовой порядок наследования в очередной раз выделил из княжеской семьи единственного (формально) владельца Русской земли. Но в качестве киевского князя последний из Ярославичей уже не был таким же безусловным «самовластием», как его отец. Несмотря на гибель за прошедшие четверть века многих представителей династии, боковые линии родственников великого князя не потерпели сколько-нибудь заметной убыли. Если Ярослав в пору своего «единовластия» (1036—1054) должен был считаться с фактической независимостью одних только полоцких князей, то Всеволод вынужден был иметь дело уже с целыми гнездами племянников, сидевших по волостям или домогавшихся своего «причастия» в Русской земле. В сущности, помимо Киевского княжества, под властью Всеволода находилось лишь днепровское левобережье (включая Верхнее Поволжье), которым он управлял через своих сыновей: Владимира Мономаха, получившего Черниговскую и Смоленскую области, и малолетнего Ростислава (р. 1070/71), посаженного в Переяславле. С севера, запада и юга великокняжеские владения полукольцом охватывали земли племянников: Новгородская, находившаяся под управлением Святополка Изяславича, Волынская и Туровская, переданные Всеволодом Ярополку Изяславичу взамен Вышгорода, и заморская Тмуторокань, где обитали Олег и Роман Святославичи. Неприятная для Всеволода подробность заключалась в том, что все они — как Изяславичи, так и Святославичи — не были изгоями, поскольку их отцы правдами или неправдами побывали на киевском столе и умерли великими князьями; стало быть, отобрать у племянников волости на законных основаниях было невозможно. В этих условиях Всеволод, по обыкновению, пустил в ход свою излюбленную тактику — неторопливое выжидание и действие сообразно обстоятельствам.

Вызванная сменой власти пауза продолжалась недолго. Уже в следующем, 1079 г. Всеслав нагрянул под Смоленск и сжег городской посад. Владимир Мономах пишет, что поспешил с черниговцами «о двою коню» (то есть взяв запасных лошадей) на выручку смольнянам, но полоцкий князь оказался проворнее, беспрепятственно скрывшись в своих владениях. Преследуя Всеслава, Мономах по его следам вторгся в Полоцкую землю и в отместку «повоевал» ее южные области.

Печать посадника Ратибора

Тем временем Всеволоду пришлось снова вести войско к степной границе, чтобы защититься от Романа Святославича, который, оставив Олега в Тмуторокани, в свою очередь явился с толпой половцев попытать счастья. Всеволод застал противника у пограничного города Воиня (на Суле), однако поостерегся вступать в сражение, очевидно чувствуя недостаток в черниговских полках. Вместо мечей в бой пошла дипломатия: богатые подарки, посланные Всеволодом половецким ханам, отбили у тех охоту продолжать поход. Половцы повернули коней к родным становищам. Более того, на обратном пути они даже по-свойски разделались с бывшими союзниками: убили Романа (2 августа) и бросили его тело в степи, а Олега, обманом захваченного в Тмуторокани, отослали морем в Константинополь под надзор византийских властей. Повесть временных лет возлагает ответственность за эти действия на неких «хазар», посоветовавших половцам расправиться подобным образом со Святославичами. Вероятно, речь идет об отряде крымских хазар в составе Романовой дружины, иначе трудно объяснить, почему Олег впустил этих людей в Тмуторокань. Степень участия Всеволода в этом деле остается загадкой. Все вроде бы совершилось к его выгоде; но кроме этого соображения мы не располагаем никакими данными, которые могли бы поколебать его презумпцию невиновности[125]. В летописи нет ни малейшего намека на его сговор с хазарами, и, что гораздо важнее, Олег впоследствии не пытался мстить Всеволоду за гибель брата и свою царьградскую ссылку.

Вместо свергнутых Святославичей Всеволод посадил в Тмуторокани своего наместника Ратибора[126]. Но этому ставленнику киевского князя была уготована не более чем эпизодическая роль. Под 1081 г. Повесть временных лет внезапно выводит на сцену еще двух изгоев, о существовании которых до сих пор умалчивала, — сыновей умершего князя Игоря Ярославича (см. с. 16) и отравленного греками Ростислава Владимировича (см. с. 32). Подобно своим предшественникам, искателям тмутороканского княжения, Давыд Игоревич и Володарь Ростиславич откуда-то «бежа» и, объединив силы, в мае с ходу завладели Тмутороканью. Ратибор попал в плен, но затем был отпущен[127].

вернуться

125

Часто используемый аргумент о том, что именно Всеволоду, жена тому первым браком на дочери Константина IX Мономаха, было легко договориться с византийскими властями относительно содержания Олега в Константинополе, на самом деле малоубедителен. Преемственность власти в Византии с тех пор несколько раз нарушалась, и последующие императоры совсем не были благоговейными хранителями памяти Константина IX.

вернуться

126

Археологам известны вислые свинцовые печати с надписью: «От Ратибора». Ареал находок довольно велик: от Крыма и Тамани до южных областей Древней Руси (см.: Янин В.Л. Актовые печати Древней Руси. Т. I: Печати X — начала XIII в. М., 1970. С. 180—181).

вернуться

127

Летопись еще два раза упоминает его в статьях под 1095 и 1100 гг.