«Бой красенъ мужествомъ, а приятель дружествомъ» (Симони, с. 83) – говорит пословица XVII в.: дружеское отношение и приемлемо, и приятно, но это, конечно, не дружба-побратимство, не дружба-союз.
Говоря о древнейшем значении корня друг, историки языка сравнивают его со многими словами в разных родственных языках (ЭССЯ, вып. 5, с. 131-132; Топоров, 1, с. 369, 378, II, с. 239-240) и приходят к выводу, что он находится в ближайшем родстве с корнем, обозначавшим дерево; следовательно, друг – крепкий, прочный, т. е. надежный, «как дерево». Слово друг обозначает прежде всего верного соратника в деле; корень отглагольного происхождения, а это значит, что «друг познается в деле»; именно общностью дела и определяется характер дружбы. Во всех славянских языках друг и другой несомненно связаны общностью происхождения от одного глагольного корня, а это доказывает, что и слово друг у древних славян в родовом обществе имело значение чисто военное: друг – тот, кто следует за тобой, спутник, второй, следующий во время похода. Именно значения ‘отряд’ или ‘свита’ имеет это слово в славянских, балтийских и германских языках. «Друг как член связанного воедино целого, предназначенного для выполнения некоего общего дела» (Топоров, II, с. 240), верный соратник, товарищ. Связана с этим понятием и «задруга» – община совместно живущих людей (при этом никогда не предполагалось обязательное родство по крови или по свойству).
Последующее развитие феодальных отношений потребовало новой социальной терминологии. Кроме того, дружеские связи могли ведь возникнуть в рамках рода-племени и между своими. Разграничение этих явлений находит отражение в языке.
По традиции историки отмечают развитие средневековых вассальных отношений, выраженных в терминах родового быта; отец, брат, брат старейший, сын – так постоянно обращаются друг к другу древнерусские князья. Но они и на самом деле были родственниками, все до единого. «Сюзеренитет-вассалитет, в особенности в XI в., переплетался с элементами родовых отношений» (Юшков, 1949, с. 332).
Было бы слишком просто в перенесении старых терминов на новые социальные отношения видеть переплетение родовых и феодальных отношений. Термины родового строя столь же социальны, только их социальная функция проявляется иначе, чем в средние века. Существует мнение (Бенвенист, 1969, 1, с. 209-212), что некоторые слова, впоследствии ставшие терминами кровного родства, имеют мифологическое происхождение и с самого начала были именно социальными терминами. Например, в отличие от слова мать «патер» не являлось обозначением «физического» отца и брат обозначало не брата по крови, а мужского члена коллектива-фратрии («братства»), как и сестра – ее женского члена. Отец как родитель, возможно, назывался словом atta (к нему с уменьшительным суффиксом -ьць- восходит славянское отьць), точно так же как и anna – мать матери или отца, ‘старшая мать’.
Если учесть эту поправку, придется признать, что принципы «братства» в среде древнерусских князей не являлись уже механическим продолжением терминологии родового строя. Это – традиционные обозначения равенства социальных отношений дяди с племянником, названого отца с сыном и т. д.: «Ты мои еси отец, а ты мой сын, у тебе отца нету, а у мене сына нетуть, а ты мои сын, ты же мой брат» (Сергеевич, 1893, с. 151).
Однако и в таком суждении ускользают от внимания некоторые тонкости семантических переносов у терминов. Поначалу в языке общества с новыми социальными отношениями содержание слова другъ еще не нашло себе точного эквивалента. Договор единения и дружбы называют «любовью», а естественным последствием единения и любви является условие, что у друзей-союзников-братьев – и общие друзья, и общие враги, появляются формулы, похожие на ту, которую провозгласили на Любечском съезде князей в 1097 г.: «да нонҍ отселҍ имемься во едино сердце», что полвека спустя приняло такой вид: «быти всҍмъ за одинъ брать» (Сергеевич, 1893, с. 170). По мере того как младшие в роде и по возрасту князья получают все больше власти и владений (отчин), все резче выступает подчеркивание равенства князей в термине братья: брате и сыну, брате и отче, но никогда в те времена не говорили «господине и отче». «Слово братъ приобретает особое значение в середине XII в.: брат – тот, с кем можно жить в союзе, брат – союзник, кто обещал “быти за один братъ”» (Пресняков, 1909, с. 112). Вот что заменило теперь былой термин социальных отношений между прежде враждующими: не другъ, а братъ. Формула феодальной верности: «братью свою всю имҍти и весь род свой въ правду, ако... душю свою» (Ипат. лет., с. 134) – собирает воедино и личное (душу), и семейное (род) и союзное (братию).