Напротив, средневековые города, как писал К. Маркс, боролись за свою свободу, потому что коллективная воля – всегда свобода, «а лишь принадлежность к самоуправляющейся общине, resp. племени, означала скорее свободу социальную и политическую, чем свободу личную» (Ильинский, 1913, с. 21). Господин Великий Новгород – город свободный, а не вольный, и потому обращаются к «живущимъ новогородцемъ в своей свободҍ и со всҍми землями в мҍре [т. е. в мире]» (Пов. Добрын., с. 188). Однако для московского летописца, который осуждает подобную свободу от власти государя, такая свобода оборачивается своевольством, волей. Вот как, по его словам, кричат новгородцы на вече: «Вольный есмя Великый Новъгородъ!» (Пов. моск., с. 378); «вольни есми люди, Великий Новъгород!» (там же, с. 380) – и последнее уточнение важно: вольные люди свободного города. На все такие слова новгородцев Иван III «пожаловал их, дасть имъ миръ на своей воле, как сами восхотҍ» (там же, с. 398). Взгляд со стороны изменяет и точку зрения, и оценку. Для чужака чужая свобода – вольница. Но и в самом Московском государстве разница между свободой и волей осознавалась вполне ясно. Дать «грамоту свободную» (Пов. Ион., с. 370) – значит освободить, отпуская на волю; «освободити и дать имъ воля» (Улож. 1649 г., с. 153) – освободить – от себя, волю получают они. Субъективно-объектные отношения окончательно разошлись в противоположности, и личная воля порвала с коллективной свободой.
Понятие о воле изменялось в связи с переосмыслением свободы. Сначала «воля» – всего лишь желание, но желание высокое и светлое, всегда соотнесенное с Богом. Выражение по воли Божьей стало формулой высшей власти потому, что только сочетание изволение Божье нам известно из древнейших текстов. Со временем слово воля стало обозначать любое желание, постепенно утрачивая торжественность величия. Однако народная мудрость помнит исконный смысл слова: «много у черта силы, да воли нҍтъ» (Симони, с. 123); и в XVII в. личная сила – еще не вся воля. Воля связана с повелением, с высшей степенью понуждения кого-либо другого. В разговорной речи такое значение, видимо, было известно давно; во всяком случае, уже в передаче Монологов и в некоторых других записях X в. летопись указывает его вполне определенно.
Возникли сочетания со словом воля, которые сохранили это его значение. Вот запись летописи под 971 г. – знаменитая речь перед битвой: «И рече Святославъ: Уже намъ нҍкамо ся дҍти, волею или неволею стати противу; да не посрамимъ землҍ рускиҍ» (Лавр. лет., с. 70). «Волею или неволею», хочешь – не хочешь, а биться надо. Двуединость воли – Божьей, идущей от судьбы, и своей, личной – еще отражается в этом выражении, позднее становится употребительной только одна его часть: из воли, по воли, своей волею в значении ‘добровольно’. За два века до этого, в первых славянских переводах Апостола употребляется составное слово самовольнъ, но уже с XII в. в русских списках его заменяет обычное сочетание своею волею (Слав. Апостол, III, с. 83, 91 и др.); книжное слово самовольне сохранилось только в церковных проповедях (Поуч. Феодос. с. 10), да в переводах оно иногда промелькнет, если речь идет о монашеской жизни (своевольство – Пандекты, с. 367; в болгарском варианте ему соответствует самовластье). Это слово было избыточным для простой речи, поскольку уже само воля содержало в себе значение ‘по своей воле’, – ‘по своему желанию’. В X в. Иоанну Экзарху известно, что Бог – «самовольнъ», а человек «самохотьнъ» (и самохотию на разумъ истиньный ослҍпоше», потому что подобные люди «погубивше ся сами своимъ изволениемъ проныривымъ» – Шестоднев, с. 82). Мир, сотворенный Богом, и Божья воля нейтральны в отношении к добру и злу (с. 116), но люди «аще ли изволением злы суть, то пръвее будуть животи своеволни» (с. 141). Согласно христианскому учению о «свободе воли» в терминологии славянского писателя еще смешиваются воля и власть: «Все бо зло в нашей власти есть, яко же мы хощемъ и на не же съвратимъ своевольство.мъ, то же сътворимъ, имь же самовластии есмь творени» (с. 118). Средневековый автор подводит к идее, что мысль и ум подвигают человека на зло, что власть и воля – одно и то же и человек недостоин воли в суете своих низких хотений; его пронырства нежелательны своими последствиями и для него самого. Важное на первых порах как уточнение смысла воли (своей, а не Божьей), слово самовольнъ скоро устарело; однако позже оно получило распространение, известно в современном русском языке (связано с новым понятием о «самовольстве», ср. самовольство в Улож. 1649 г., с. 102).