Упрощение значений древнего слова воля представлено также в переводных текстах. В какой мере и насколько последовательно воля передает значения греческих слов? В древнеславянском переводе: «Естествьна воля рекъше хотҍние» (Кормчая, с. 140) – слову воля соответствует греческое thélēma ‘воля, желание’; в русском тексте воля – нечто большее, чем простое хотение обычного человека. Точно так же греческое – dokúnta ‘желающая’ переведено в «Пчеле» как вольная (с. 120). Зато чуть позже (и в той же «Пчеле») греческое proaíresis ‘(свободный) выбор’, ‘(личное) решение’ ‘стремление и намерение’ переводится словом воля: «зане связанъ есть не нужею, но волею изволивъ уже» (с. 211); волею изволив означает ‘сам для себя решив, как поступить’. В этом же значении слова воля как эквивалент греческого proaíresis отмечается также в переводе «Книг законных» и в других юридических текстах. Кроме того, ряду греческих глаголов соответствуют в переводах сочетания какого-либо славянского глагола со словом воля. «Жену свҍды и волю дая ей» (Кн. закон., с. 73) здесь сочетание волю дая вместо греческого parachoréō ‘разрешать, позволять’; в этом уже определенно содержится представление о свободе действий со стороны объекта твоей воли. В тексте: «Чресъ волю и устав архиепископа ничьсоже такова творити» (Кормчая, с. 128) – слово воля замещает греческое gnómē ‘по собственному побуждению’; в «Книгах законных» волно понимается в соответствии с греческими ádeian ‘свобода действий’ или éxestin ‘выходить; изгонять’ (как и слово позволено). В переводе «Пчелы» говорится: «научися гонению и труду волному, да обыкнеши и неволныя терпҍти» (с. 271) – научись терпению и добровольному труду, тогда привыкнешь претерпевать и то, что накатывается на тебя против твоего желания; волный и неволный здесь соответствуют hekúsios и akúsios в значениях ‘преднамеренный’ и ‘невольный’, ‘противный желанию’. Невольный во всех переводах эквивалентно греческому aparaítēton ‘неотвратимый и беспощадный’ (т. е. также наступающий помимо желания и намерения, вообще не дающий никакого выбора).
Все это показывает, что и в переводах до XIV в. слово воля имело только два первых значения из числа указанных: желание высшей силы (которое понимается как собственное стремление) и уверенность в том, что время от времени у человека возникает свобода выбора. Говоря о власти и праве (со второй половины XIV в.), а также о личной воле («своя воля»), русский человек до конца XVI в. не связывал понятие «воля» с независимым состоянием; слово воля не было социальным термином. Еще и в XVII в. воля ‘ все, что вовне и над ней, «на воле»: вольная сторона – сторона внешняя, вольный свҍтъ – это мир окрест (Сл. РЯ XI–XVII вв., вып. 3, с. 18). В Древней Руси постоянно сохранялась внутренняя форма слова воля: высшая власть, неземное хотение, случай и рок, причастность к которым требует от человека особых свойств и ощущений, но также делает его и выше, значительнее, поскольку именно через него, человека, и свершается воля небес. В отличие от «свободы», всегда реальной, «воля» – понятие нравственное. Отчуждая себя от свободы общины, средневековый человек постепенно проникался сознанием личной воли – воли, которой тоже положен предел.
В ряду слов завҍтъ, законъ, заповҍдь, зарокъ, нравъ, обычай и др. не все из них равнозначны. Первые четыре, несомненно, связаны друг с другом и составляют наследие христианских понятий о законности и порядке; два последних – след языческой культуры. Вглядимся в эту основную противоположность обозначений, поскольку и до сих пор она четко ощущается в русском языке.
Нравами и обычаями мы называем установления обычного права, бытовые особенности народов, выраженные в их языке; государственные установления, как более высокие и по рангу и по значению, определяются книжным словом законъ; напомним, что древнейший записанный закон восточных славян назывался «Русской Правдой». Похоже, славян интересовала справедливость, а не конечный предел допустимых установлением действий: за-конъ буквально означает ‘за конец, за край’, переступать такой край не дозволено без риска оказаться преступником. Заветы вождей и благородных предков, заповеди старших – также обозначения чтимых в современном обществе нравственных установлений, но выражаемые ими понятия находятся за пределами Уголовного кодекса; то же относится и к слову зарокъ, оно также обозначает завет (или заповедь), но только данный самому себе, а не наложенный кем-либо влиятельным со стороны.