Молодой и рослый священник в новом подряснике, и широкой черной бородой поклонился князю.
-Да прибудет с тобой благодать, мудрость и воинская слава князь Василишко.
-Что поп, ты я вижу статный молодец, тебе более пристала секира или лопата чем кадило.
-А кто Богу послужит. Не все мечом махать, а как под налетят мугланы, так и секира в моих руках не заржавеет.
Князь соскочил со статного буланого жеребца. И решительным шагом отправился к терему князя. Возле входа его встретили воины в белом.
-Нету здесь великого князя, в мыльне он почивает.
-У меня к нему дурная весть град Владимир пал, и бают что, белые воеводы убиты, али в плену.
-Что! Белые ратники растерялись и сникли как подрубленные дубы. Только что эти рослые подростки были похожи на бывалых мужчин, а теперь разревелись как дети.
Не успел Василько и глазом моргнуть, как горький рев охватил весь стан. Князю стало стыдно, одно дело, когда бабы ревут, другое, когда крепкие отроки плачут.
Ударив со всего размаха тяжелой железной перчаткой по бронзовому щиту - Василько рявкнул.
-Довольно вам реветь как плаксивые ядреные бабы. Может это просто байки, что наши вороги распространяют. А если и впрямь воеводы погибли, то тогда надо не хныкать, а взять в руки мечи и отомстить за погибших!
Рев и стоны разом прекратились.
-Верно, говорит князь! Не время реветь! Отомстим мугланам! Веди нас! Орали тысячи глоток.
-Ударим, когда придет время! Когда все войско будет готово. А пока соколики крепите искусство ратное!
В ярости крикнул князь.
Отправившись после очередной трепки, джихангир объявил ратный сбор. Слухи, донесения различных шпионов говорили, что урусы скапливаются на реке Мологе. Бату-хан хотел одним решительным ударом разделаться с русской ратью. Не смотря на огромные потери, монголы по-прежнему были очень сильны, кроме того, верховный каган Угедэй прислал еще пять туменов. В монгольских степях было голодновато, и кочевники были готовы поехать хоть на край света лишь бы набить пустые желудки. Неисчислимая рать подошла к Угличу. Монголы продолжали щедро сеять смерть на своем пути. Не вдалеке от Углича стоял большой похожий на крепость мужской монастырь. Бату-хан внимательно рассматривал тяжелые кованые металлом дубовые ворота, стены высотой в десять сажень, глубокий ров.
-Это что за хламида.
Обратился джихангир к помилованному князю Глебу. Хотя он и хотел подвергнуть лютой казни князя. Субудай отговорил его, ограничив дело поркой.
-Как говорят у них на Руси, за одного битого двух не битых дают.
-Тогда может и тебя выпороть.
Проворчал Бату-хан и все же разрешил пока жить князю Глебу. И вот теперь он с любопытством выспрашивал.
-Говоришь что это мужской монастырь.
-Да о великий царь тут живут шаманы, которым запрещено смотреть на женщин.
Джихангир натужно хихикнул.
-И среди русских есть такие извращенцы. А разве не ваш Бог сказал, плодитесь и размножайтесь?
Князь Глеб удивился, он никак не ожидал что Бату такой специалист в богословии. Напустив смиренный вид, он ответил.
-Но и Он же устами своего Сына сказал, что иные делают себя скопцами ради царства небесного и всякий смотрящий на женщину с вожделение прелюбодействует в мыслях.
Бату-хан расплылся в блаженной улыбке.
-Я решил, что сделать с этим народом - его надо кастрировать. Ты знаешь, учение ваших попов полезно, если надо извести народ урусов, то лучшей веры не придумаешь.
-Это не для всех лучезарный, а только для избранных.
-По-моему вы все рветесь в царствие небесное, а для этого лучший путь оскопление. С нынешнего дня я повелю оскоплять всех пленных урусов.
Субудай опять вмешался.
-А стоит ли это делать? Урусы выносливые и неприхотливые рабы, а те их кто будет зарожден в рабстве, уже не будут такими строптивыми и печать неволи будет наложена на них с рождения.
-Посмотрим. А пока вышиби магией ворота. Я не хочу снова терять своих воинов.
Субудай потер рукой щетинную харю.
-Уруские шаманы могут быть полезны тебе. Давай лучше пошлем послов, пускай убедят их добровольно сложить оружие.
-Закон Ясы гласит, что мы должны уважать священников из другого народа.
Добавил одноглазый барс.
-Дзе! Уважение надо еще заслужить! Скачи к ним Глеб! Если не получиться уговорить, пробей ворота.
Усевшись на ворона, князь-маг подлетел к воротам.
-Отворяйте люди добрые. Если покорно сложите оружие, то мы не будем разорять ваш монастырь.
-Иди прочь чертяга! Сгинь нечистая сила.
Монахи крестились, грозно махали секирами. Несколько стрел полетело в сторону князя, отразившись от волшебной защиты, они рухнули в сугроб.
-Не губите себя! У Батыя сила великая, коли, не сдадитесь добровольно, то с вами будет вот это.
Князь Глеб запустил внушительных размеров пульсар. Крупный огненный пузырь рванул со страшным грохотом. Покрытые бронзой ворота были сорваны с плетей, разлетелись на оплавленные и дымящиеся обломки.
-Это вам последнее предупреждение. Через час будет штурм.
Монахи растеряно загалдели. Среди них поднялась внушительная фигура Архидьякона.
-Умереть во славу божью мы всегда успеем, но если мугланы сюда ворвутся, то сожгут и разграбят все святые иконы и мощи. Нельзя допустить подобное! Я сам поскачу в стан Батыев.
Монахи роптали, один из них могучий с рыжей окладистой бородой попытался перечить.
-Дух важнее икон! И не предстало нам православным служителям под копыто мунгальского дьявола склоняться!
Однако другие монахи возразили.
-Пускай поговорит, может, пройдут мугланы стороной.
Архидьякону подвели светло-пегого коня. Неспешной рысью священник поскакал в монгольский стан. Нукеры и тургауды пропустили монастырского посланника. Батый встретил священника сидя на блистательном императорском троне.
-Говори, что умеют и могут твои шаманы.
-Мы всего лишь смиренные слуги божьи и молим господа о милости!
-О чем молите.
-Об том, что бы всюду мир, спокойствие, тишина!
Бату-хан грозно зыркнул.
-Самая вредная молитва.
-Молим также, чтобы не было голода, эпидемий, разгула стихий!
-То же глупость, лучше было бы, чтобы вы все эти напасти призывали на головы наших врагов. Не знаю, какая из вас монахов может выйти польза.
Архидьякон сострил хитрую физиономию.
-Когда ты покоришь русские земли, мы научим рабов смирению и покорности, регулярной уплате дани.
-Это уже лучше! А вот поможете мне извести белых мангусов?
-Постараемся о величайший владыка.
Морда Батыя подобрела.
-Выдайте этому шаману серебряную пайцзу. Отныне он мой покорный нукер. А сей час Арапша возьми тумен "непобедимых" и прочеши монастырь, вдруг там хитрая засада. Отдохнув, я поведу всю свою армию против главных сил князь Всеволода и этих молочных бесов.
Архидьякон важно шествовал впереди, протянув руку с серебряной пайцзой. Конные тысячи следовали за ним. Среди монахов раздался ропот.
-Мы не предатели земли русский. Не пускай супостатов.
Но было уже поздно, мугланы сходу ворвались через опрокинутые ворота и набросились на монахов. Началась жестокая сеча, татары одолевали числом, но битва затянулась. Коридоры монастыря стали ловушкой для многих нукеров, и лишь, когда стемнело вся территория монастыря, оказалась под контролем монголов. Почти все монахи погибли, лишь несколько священников попросили пощады и получили деревянные пайцзы на шею.
-Это мой монастырь! Я буду в нем справлять свой пир!
Прохрипел Бату-хан.
В главной церкви монастыря была устроена торжественная обедня. У правой стены на возвышении был установлен массивный трон и два кресла. На одном сидел по правую руку сидел Субудай-Багатур, а по левую вернувшая расположение джихангира Юлдуз-Хатун. Она не много подросла, в своей высокой снятой с княгини Агафьи вышитой золотом шапке кажется воплощением надменности и коварства. Дюжина приближенных ханов располагалась на полу, мраморная поверхность которого не была, как следует, отмыта от крови. Служба была мрачной, священники дрожали от страха. Лишь успевший изрядно поддать архидьякон был весел, коряво махая руками, служил литургию. Он стоял на возвышении посреди храма. Справа и слева статуями застыли мрачные, не смотря на праздничные одежды, служители. Два мальчика в парчовых костюмах, с длинными свечами в руках стояли по обе стороны архидьякона. На их лицах красовались свежие синяки и ссадины, монголы успели их обработать. Сам джихангир рассчитывал, что выполнение церковного уруского ритуала придаст ему новые магические силы. Его взгляд скользил, по золоченому иконостасу, где отражались мерцающие огоньки. Бату-хан слегка оттаял, арза расслабляла, кроме того, мелодичное пение успокаивало джихангира. Он иногда кивал головой, и хищно улыбаясь неуклюже подпевал хору. Затем, сняв с шеи тяжелое ожерелье с крупными алмазами и изумрудами, стал рассматривать его в свете свечей. Каждый раз, когда к Бату-хану подходил мощный дьякон, он жадно втягивал ноздрями, ароматный дым, источаемый кадилом.