Таков был из первых сам Владимир, который вдруг как будто переродился и начал иную жизнь. Жестокосердый, сладострастный, кровожадный, преданный пьянству, он стал умерен, воздержан, кроток, человеколюбив. Всякое слово, им слышанное в церкви, проникало ему в сердце и оказывалось чудодейственным. Слышал ли он в Евангелии: «не скрывайте себе сокровищ на земле, идеже тля тлит и татие подкапывают, но скрывайте себе сокровище на небесах, идеже ни тля тлит, ни татие подкапывают», — и он приказывал всем нищим и убогим приходить на двор княжий и брать себе все, что нужно, пищу и питье, одежду и куны из скотниц. Распорядясь так, он все еще был недоволен, ибо больные и немощные не могут, говорил он, дойти до моего двора. Что же он сделал? Он велел пристроить возы, накладывать на них хлеба, мяса, рыбы, всяких овощей, квасы и меды в бочонках, и возить по городу. Из улицы в улицу разъезжали его слуги и спрашивали: «Где больные и нищие, не могущие ходить», — и раздавали всем, кому что надо.
Точно так же, получив понятие из Священного Писания о драгоценности человеческой жизни, он не хотел казнить смертью даже разбойников. Сами епископы насилу могли убедить его, чтобы усугубил строгость, ибо вследствие послабления умножились разбои. «Боюсь греха», отвечал он им. «Ты поставлен от Бога, объясняли священники, на казнь злым, а добрым на милость. Наказывать разбойника можно, только с дознанием», — и Владимир едва уступил их доказательствам.
И бранный дух Владимира, кажется, угас. В продолжение двадцати пяти лет остальной его жизни летопись упоминает в двух словах об одном походе его на хорватов (в 993 году), вероятно, по какой-нибудь особой причине; он жил в мире со всеми соседними государями: с Болеславом, королем ляшским, Андреем чешским, Стефаном угорским.
Только с печенегами война была беспрестанно. Эти варвары размножились в привольных степях Черноморских, принимали к себе единоплеменников из внутренней Азии, и постоянно нападали на русские владения из-за Днепра, Десны и Сулы.
Владимир, лишь только водворился в Киеве, как начал принимать против них меры и поставил множество городов по Десне, Остру, Трубежу, Суле и Стугне, населил их мужами лучшими от словен, кривичей, чуди и вятичей, чтобы преграждать их набеги до Киева; иногда принужден он бывал ходить в Новгород, чтобы нанимать оттуда верховных воинов, то есть норманнов.
О войнах печенежских ходили в народе разные повести; одна (993) кончилась, по преданию, поединком, предложенным от печенегов. Владимир послал бирючей по своим товарам (стану), вызывать охотников, но никто не являлся, что его весьма огорчало. Наконец, пришел один старик, который рассказывал, что у него остался дома сын меньшой, раздирающий воловью кожу руками, и никогда ни кем не осиленный. Князь велел привести его и спросил, может ли он побороться с печенежином. «Я не знаю, князь, могу ли, отвечал молодой человек, испытайте!» Выпустили на него сильного быка, разъяривши его каленым железом. Силач схватил его на бегу рукою за тело и вырвал кусок мяса с кожею «елико рука зая». Опыт ободрил русь. В назначенный день печенежин явился и посмеялся, увидев перед собою малорослого соперника: «бе бо превелик зело и страшен». Размерено место между полками. Бойцы сошлись и схватились крепко друг за друга. Русин удавил печенежина «в руку до смерти» и потом ударил оземь. Наши крикнули и бросились на печенегов, которые обратились в бегство. Владимир заложил город на броде том и назвал его Переяславлем, потому что юноша переял здесь славу, а его, равно как и отца, «сотвори мужем великим».
По прошествии трех лет печенеги вновь напали на Русь, причем сам Владимир едва избежал опасности: он вышел было против них с малой дружиной из Василева города, незадолго им основанного на реке Стугне, и не мог выдержать их натиска, бежал и едва успел скрыться под мостом. Трепеща за свою жизнь, он обещал поставить церковь Святого Преображения в Василеве (это было в день Преображения), если Бог избавит его от гибели. Печенеги проскакали мимо, и Владимир спасся; он сотворил праздник великий для бояр, посадников, старейшин и многих людей, на котором выпито триста вар меду и роздано убогим полтораста фунтов серебра. Пир продолжался восемь дней, после которых к Успенью князь возвратился в Киев, где начались новые празднества для бесчисленного множества народа. Церковь во славу Преображения Господня была построена немедленно в Василеве. Так он был рад своему нечаянному избавлению!