– Я… я так его любил. Я знал, что он не мой, но с самого первого дня, когда я взял его на руки, я… – Оуэн содрогнулся от горя, – я считал его родным сыном.
– Он и был твоим сыном. Он обожал тебя, Оуэн. Никакой отец не мог бы дать ему больше.
– И видеть, как он умер в таких мучениях… – Оуэн снова закрыл лицо руками. – Не могу поверить, что его больше нет. Ну почему он? Он совсем еще не жил, а мне уже пятьдесят девять лет. Грета, лучше бы это был я! – Он посмотрел на нее. – Ну для чего мне теперь жить на свете?
Грета глубоко вздохнула.
– У нас осталась Ческа.
Грета надеялась, что похороны могут принести и ей, и мужу какое-то ощущение завершения. Оуэн, казалось, постарел за эти десять дней на десять лет, и ей пришлось физически поддерживать его у края могилы, когда они смотрели, как крошечный гробик опускается в яму.
Она предложила Оуэну и священнику похоронить Джонни на поляне в лесу, где он так любил играть со своей сестрой.
– Мне кажется, будет лучше, если он будет лежать среди деревьев, а не среди старых костей на кладбище, – сказала она.
– Как тебе угодно, – пробормотал Оуэн. – Его больше нет. Где он будет лежать после смерти, меня уже не волнует.
Грета не была уверена, стоит ли брать на похороны Ческу. Она так и не понимала, куда исчез ее брат.
– Где Джонни? – спрашивала она, глядя на всех огромными голубыми глазами, полными слез. – Он скоро вернется домой?
Грета в сотый раз качала в ответ головой и объясняла, что Джонни теперь на небе, что он стал ангелом и смотрит на них сверху, с большого пухлого облака.
В конце концов она решила, что будет лучше, если Ческа не увидит, как ее любимого Джонни закапывают в землю. Через несколько дней после похорон Грета отвела дочку в лес и показала ей место могилы. Она посадила там небольшую елочку, чтобы отметить место до тех пор, пока там не поставят камень.
– Это особое дерево, – объяснила она Ческе. – Джонни любил лес, и он приходит сюда играть со своими друзьями-ангелами.
– О, – сказала Ческа, медленно подходя и касаясь одной из тоненьких пушистых ветвей. – Так Джонни тут?
– Да, дорогая. Люди, которых мы любим, не покидают нас.
– Дерево Ангела, – вдруг прошептала Ческа. – Он тут, мамочка, он тут. Ты видишь его там, среди веток?
И, впервые за последние две недели, Грета увидела на лице у Чески улыбку.
Даже из глубины собственного отчаяния Грета понимала, что ради дочери должна поддерживать хотя бы какую-то видимость нормальной жизни. Но Оуэн начал пить, много и постоянно. Даже за завтраком она чувствовала запах спиртного в его дыхании, а к ужину он с трудом мог сидеть. После отчаяния первых дней он стал мрачным и замкнутым, так что с ним было невозможно вести никаких осмысленных разговоров. Грета начала есть по вечерам в своей комнате, надеясь, что со временем скорбь утихнет и он придет в себя. Но месяцы шли, уже наступила осень, и стало ясно, что состояние ее мужа только лишь ухудшается.
Однажды утром она услышала крик в коридоре и, выбежав, обнаружила у двери в спальню Оуэна Мэри, держащуюся за распухшую щеку.
– Что случилось? – взволнованно спросила Грета.
– Мастер швырнул в меня книгой. Он был недоволен, что яйцо не было достаточно сварено. А оно было, Грета. Совсем так, как надо.
– Иди приложи к щеке что-то холодное, Мэри. Я разберусь с мужем. – Грета постучала в дверь и вошла в комнату.
– Что тебе надо? – злобно спросил Оуэн. Он сидел в кресле, Морган был у него в ногах. Завтрак на подносе был нетронут, и он наливал себе в стакан виски из почти опустевшей бутылки.
– Тебе не кажется, что для этого рановато? – указала на стакан Грета, заметив, каким похудевшим он выглядит в своей пижаме.
– Иди занимайся своими чертовыми делами. Что, человек уже и выпить не может в собственном доме, когда ему хочется?
– Мэри очень расстроена. У нее на щеке будет большой синяк, потому что ты кинул в нее книгой.
Оуэн, игнорируя ее слова, смотрел куда-то вдаль.
– Оуэн, тебе не кажется, что нам надо поговорить? Ты плохо себя чувствуешь.
– Со мной все прекрасно! – взревел он, опустошая стакан и снова протягивая руку к бутылке.
– Думаю, на сегодня хватит, Оуэн, – тихо сказала она, подходя к нему.
– Ах вот как? И что же дает тебе право высказывать свои суждения о моей жизни?
– Ничего. Я… Мне просто не нравится видеть тебя таким, вот и все.
– Ну, в этом твоя вина, – Оуэн поник в своем кресле. – Если бы я не женился на тебе и не принял двух твоих выродков, мне бы и пить не пришлось, не так ли?
– Ну пожалуйста, Оуэн! – Грета пришла в ужас. – Не называй Джонни выродком. Ты же любил его.