И, может, все бы было замечательно, если бы не беременность, которая протекала очень тяжело. Она постоянно чувствовала тошноту, усталость, раздражение.
— Это гормоны, — сочувственно сказал тогда доктор.
Но знание причины своего состояния никак не повлияло на ее ужасное поведение. Она кричала на Алекса, обвиняла его, постоянно плакала… Да она и теперь все еще плачет. А потом раскаивалась, молила его о прощении. И Алекс был неизменно ровен — добр, ласков и терпелив, — хотя, видит Бог, он столько от нее натерпелся!
Каролина ожидала, что он без слов догадается о ее самочувствии. О том, что, помимо физических страданий, она испытывает немалые душевные муки. Она ведь видела — не могла не видеть, — что он на пределе, что еще немного — и он сорвется.
Однако Алекс выдержал все испытания, которые ему послала судьба в лице его несносной беременной жены. Он никогда ни единым взглядом, ни единым словом не намекнул, что сожалеет о своей женитьбе.
Может, если бы ее родители были живы, все сложилось бы по-другому. Но у Каролины из родственников осталась только старенькая бабушка, и было по меньшей мере глупо вытаскивать ее в Австрию просто потому, что у внучки должен родиться ребенок. Люди постоянно рожают детей… Ты сама еще ребенок, говорила она себе. Избалованный ребенок. И плюс ко всему она чувствовала себя виноватой. Ей казалось, что она одна виновата во всем. Виновата в том, что изменила его жизнь, хотя он, разумеется, не хотел никаких перемен. Ее охватывало ощущение беспомощности и безысходности, когда она признавалась себе, что все испорчено, причем испорчено по ее, Каролине, вине. Ее беззаботная жизнь, беспечное существование неожиданно закончилось.
А она еще не успела толком повзрослеть.
А потом была эта роковая поездка в Англию. Она настояла, чтобы он позволил ей поехать с ним. Он умолял ее остаться с их друзьями в Австрии, пока будет заниматься исследованиями для своей будущей книги, говорил, что не задержится надолго, но нет, ей приспичило поехать с ним. Бедняга! — позже жалела она его. Не удалось даже пару недель побыть в мире и покое, наедине с самим собой.
Она настояла, что поведет машину сама, чтобы он мог спокойно делать свои заметки… Последовала еще одна ссора — нет, эта была не ссора. Она кричала, а он молчал. Но все-таки она настояла на своем, и они наконец отправились в путь.
Она ехала не слишком быстро, так как неожиданно поднялся сильный ветер, а дорога проходила по горному серпантину. С одной стороны было глубокое ущелье, а с другой — отвесные скалы.
Неожиданно из-за поворота выскочила маленькая девчушка. Ее родители остановились, чтобы полюбоваться видом, открывшимся с этого участка дороги, и позволили своей трехлетней дочурке выйти размять ножки. А Каролине ничего не оставалось, как резко свернуть на обочину…
Если бы барьер безопасности не был поврежден в результате предыдущей аварии, если бы дорога не была мокрой… Все произошло так быстро, что времени на раздумья не было. Они вылетели за барьер, проломив его, и врезались в дерево. Основной удар пришелся на сторону пассажира, и Алекс получил серьезную травму левой ноги, задевшую нерв, глубокую рану на подбородке и сотрясение мозга.
Каролина же потеряла ребенка. А это означало, что причины для их брака более не существовало. И именно этот факт пугал ее больше всего. Правда, доктору она в этом не призналась, когда он начал распространяться о том, что у них будут еще дети, объяснять все про гормоны и про то, как справиться с шоком и горем.
Легкий стук в дверь заставил ее очнуться, она повернулась и почти виновато взглянула на открывавшуюся дверь, в ее глазах стояли слезы.
— О, Каролина! — измученно произнес Алекс. — Так больше не может продолжаться.
3
Уже не заботясь о том, хочет ли этого Алекс, нужно ли это ему, руководствуясь лишь собственными желаниями и ощущениями, она подбежала и прижалась к его груди. Крепко обняв его, она склонила голову ему на плечо и закрыла глаза. Ее всю трясло. Вздрагивая всем телом, она прижалась к нему еще крепче и разрыдалась.
Медленно, очень медленно он обнял ее и нежно, успокаивающе провел рукой по волосам.
— Я в порядке, — выпалила она, захлебываясь от слез. — Я в порядке, хотя по мне этого и не скажешь. Но я, наверное, кажусь тебе безмозглой идиоткой…
— Тсс, все хорошо.
— Правда?
— Да.
Но она знала, что это далеко не так. Она подняла на него глаза, опухшие от слез, в которых читались печаль, боль и мучительная пустота.
Он положил ее голову обратно к себе на плечо.
— Все хорошо, Каролина, — повторил он. — И все будет хорошо, я обещаю. Но тебе надо побольше есть, иначе ты не поправишься.