— Не для Присциллы. Всю жизнь она была испорченным ребенком. Этакий enfant terrible. Думаю, она даже не осознает, сколь многого она ожидает от людей, как много от них требует. Она высасывает все соки до последнего… И все же с ней интересно, — помолчав, вяло добавил он. — Видимо, это какая-то космическая шутка. Она может несколько минут грустить, потом вдруг неожиданно развеселиться. Мы встречались, только когда оказывались поблизости. Или она вдруг могла прилететь ко мне туда, где я работал. Потом что-то начинало ее раздражать либо что-то отвлекало, и она опять пропадала на месяц, а то и больше. А затем как ни в чем не бывало вдруг возвращалась в полной уверенности, что все будет как прежде.
— Этакая легкокрылая бабочка?
— Да.
— И тебе она нравится?
— Да, нравится.
— А ты нравишься ей?
— Да.
Стараясь разрядить обстановку и как-то загладить свою осознаваемую ею вину перед ним, учитывая все то, что она наговорила ему внизу, Каролина едва слышно произнесла:
— Это, наверное, из-за твоей самоуглубленности.
— Самоуглубленности?
— Да. Это очень привлекательно. Мрачный, задумчивый незнакомец, который скрывает свое темное прошлое. Временами вокруг тебя возникает некий ореол таинственности… такой, что, как бы это сказать, начинаешь чувствовать опасность…
— И это привлекательно? — изумленно спросил он.
— Да, очень. Для женщин.
— И для тебя?
— И для меня, конечно.
— Никогда бы не подумал, — медленно проговорил он.
Но Каролина все никак не могла забыть про Присциллу.
— Она долго здесь пробудет, когда вернется?
— Не знаю. Думаю, нет, — уверил он ее. Протянув руку, он нежно дотронулся до ее губ. — Не волнуйся из-за этого, Каролина. Единственное, чего я хочу, — это, чтобы ты поправилась.
Чтобы с чистой совестью оставить меня?
— Я сама этого очень хочу, — прошептала она.
Он улыбнулся, но это была натянутая, напряженная улыбка.
Почему? Потому что я оскорбила его драгоценную Присциллу? Потому что эта женщина значит для него гораздо больше, чем он говорит или даже чем думает. А он никогда не бросит больную жену…
— Ну что, ты в порядке? — ласково спросил он.
— Да. — Что еще она могла сказать?
— Тогда ложись спать. Спокойной ночи, Каролина. — Он поцеловал ее в голову и вышел.
Она опустилась на край кровати и уставилась в пустоту. А может, он уже сыт по горло бесконечными капризами Присциллы? И твердым усилием воли выкинул ее из головы и стал жить своей жизнью? Хотя это и не означает, что он больше не любит ее, ведь так? Но что-то было между ними. Напряжение, вызов, флирт? Каролина никогда не поддерживала отношений с бывшими кавалерами, к тому же она была девственницей, поэтому толком не знала, как ведут себя бывшие любовники при встрече. А что, если по возвращении Присциллы он обнадежит ее? Скажет, что хоть и женат, но это не имеет никакого значения: как только постылой жене станет лучше, он опять будет свободен.
Сердце Каролины сжалось от отчаяния и безысходности. Похоже, ничего нельзя изменить. А ведь вечер начался так хорошо.
На следующий день Алекс как обычно работал в своем кабинете, а Каролина установила мольберт у себя в комнате, так как там было больше всего света, и приступила к работе над портретом. Прикрепив фотографию на угол, она начала с набросков.
Сначала она никак не могла отделаться от мыслей об Алексе и Присцилле, но, по мере того как погружалась в работу, ее страхи стали отступать на задний план. Это ужасно глупо, успокаивала она себя, я принимаю все слишком близко к сердцу. Мне надо лучше относиться к Присцилле, показать Алексу, что я действительно уже взрослый человек.
Склонив голову, она прищурилась, находя выбранный ею голубой цвет слишком интенсивным. Надо, чтобы цвет был помягче. Чтобы приглушить его, она добавила охры, потом белого — и так до тех пор, пока не добилась нужного оттенка.
Неожиданно в дверь постучали, и она подпрыгнула, как испуганный заяц.
— Да, входите.
Миссис Гастингс осторожно протиснула голову и, увидев, что Каролина не сердится, вошла.
— Алекс просил вас не беспокоить. Но я подумала, вам же надо позавтракать. Я оставила Алексу внизу пару бутербродов и кофе и вам принесла то же самое.
Каролина улыбнулась.
— Спасибо, миссис Гастингс. Поставьте, пожалуйста, все на столик.
Освободившись от подноса, миссис Гастингс встала перед мольбертом и принялась рассматривать наброски портрета.
— Ух ты! — воскликнула она. — Как похоже! Я сразу узнала. Правда, на портрете она красивее, чем в жизни.