– Когда-нибудь у вас возникнет острая нужда в этом щите,- сказал Гуннар.- Возможно, не в нынешнем вашем воплощении. Что ж, будем надеяться.
В сущности, он не ждал от меня ответа. Казалось, он лишь хотел низвести меня до своего уровня. Однако я был существом совсем иного порядка. У меня нет "памяти" о своем будущем, а мои воспоминания о прошлом действительно несколько туманны. Меня занимали только судьба моего собственного мира, а также тот честолюбивый теократ, который вызвал силы Хаоса и не мог с ними совладать. Я должен был освободиться от него. Я хотел получить возможность убить его медленно, не торопясь. Я в достаточной мере оставался мелнибонэйцем, чтобы наслаждаться долгим изысканным мщением. Для этого я обязан найти нихрэйнского кузнеца, который выковал первый Черный клинок. Правда, я и сам не знал, откуда у меня уверенность в том, что он находится в этом мире, отданном во власть жестокости и лицемерию.
Гуннар понял, что ему удалось только озадачить меня, но не заинтриговать, как он надеялся, и в его голосе зазвучал металл.
– Я всегда завидовал вашей способности забывать,- сказал он.- Меня раздражает то, что я не знаю, каким образом вы этого добиваетесь.
До сих пор я не встречался с Гуннаром. Его слова казались мне полной бессмыслицей. Попрощавшись с ним, я отправился в носовой кубрик судна и вскоре заснул.
На следующий день, когда плотный морской туман наконец начал рассеиваться, мы очутились в виду триполитанского побережья. Гуннар велел одному из матросов забраться на мачту и высматривать оттуда корабли и мели. В такую погоду могли плавать лишь немногие, но большинство кораблей в этом районе ходили вплотную к берегу, доставляя грузы из одной части Мавританской конфедерации в другую.
Арабы, самая мощная и цивилизованная власть в этих местах, принесли с собой невиданные прежде просвещение и культуру. Мавры презирали римлян за грубость и провинциализм и восхищались науками и поэзией греков. Именно этим противоборствующим силам мир был в основном обязан своим творчеством. Римляне были инженерами, а мышление мавров было сродни Хаосу. Римляне не ведали равновесия, а только управляли. Подобная ситуация до такой степени расходилась с ритмом и укладом жизни в естественных и сверхъестественных мирах, что неминуемо должна была привести к катастрофе.
Лас Каскадас, прозванный маврами Хара-аль-Вадим, был для нас спасительной гаванью в водах, слишком переполненной кораблями, чтобы мы могли чувствовать себя в безопасности. Я от всей души надеялся, что за истекшее время турки и венецианцы не захватили власть на острове и не устроили нам засаду в бухте. Впрочем, это было крайне маловероятно. Хотя официально остров находился во владении Халифатов, самой могучей силы в районе, Лас Каскадас сам устанавливал себе законы и без труда защищал свой единственный порт. До тех пор, пока мусульмане-фатимиды боролись со своими противниками за обладание Меккой, а византийцы спорили с Римом, пока внимание всего мира было приковано к событиям в Иерусалиме, острову нечего было опасаться.
Роза была человеком осмотрительным. Она ограничивала свои действия теми водами, на которые не претендовали ни Халифаты, ни империя.
Первые укрепления на острове возвели еще карфагеняне, и сейчас Лас Каскадас считался безопасным, потому что им правила женщина. В свое время мне довелось плавать с Розой. Гуннар сказал, что ее катамаран "Или-или", который я весьма высоко ценил, проводит эту зиму в северной Африке, вероятно, в Мирадоре, у нашего с Розой старинного союзника уэльского пирата Ап Квелча, который когда-то также служил наемником у короля Этельреда. В английских морях о Квелче ходила молва как о ловком искусном враге, но ненадежном и вероломном союзнике.
Я был рад, что не встречусь с Квелчем. Между нами остался неразрешенный конфликт, который было бы трудно уладить в Лас Каскадас, где все оружие полагалось держать в доках под замком.
Еще до того, как мы увидели остров, Гуннар поднял свой флаг, как будто его "Лебедя" можно было спутать с другим кораблем. Вероятно, это был знак, которым он сообщал защитникам острова, что по-прежнему является капитаном судна.
Лас Каскадас появился на горизонте в середине дня. Мы подошли к нему со стороны порта. Поначалу крепость острова казалась чем-то вроде миража, скоплением серебристых жилок, блестевших в солнечных лучах.
По мере приближения становилось ясно, что эти жилки сбегают по склонам утесов, образованных кратером чудовищного вулкана.
Разглядеть вход в порт было невозможно, мы видели только спокойную воду лагуны внутри. Я подумал, что этот остров можно захватить только с воздуха либо снизу, но сверхъестественные силы, способные на это, уже никто не смог бы вызвать.
Я был свидетелем тому, какая судьба постигла эти природные и сверхъестественные силы, изгнанные в самые суровые и неприглядные части мира, подобные Саду Дьявола, и медленно умирающие там. Мой народ полагал, что, как только эти души погибнут, вместе с ними погибнет и Земля. Эта война между Законом и Хаосом длилась многие столетия. Уже очень скоро Аравия остается последним уголком мира, который не покорили тонкогубые святоши.
Гуннар вновь встал у руля. Обмотав вокруг могучей руки канат паруса, он повел корабль, словно ялик. За скалами, защищавшими порт, я увидел обширное скопление домов, церквей, мечетей, синагог, общественных зданий, рынков и иные свидетельства процветания города, располагавшегося почти вертикально. Он был возведен по обе стороны порта. Среди камней и зданий блестели ручьи и водопады, давшие Лас Каскадас его имя. Весь остров сиял, будто только что застывший серебряный слиток. Дома пастельных оттенков утопали в зелени и осенних цветах. На их крышах и балконах, в садах и виноградниках появлялись люди, чтобы взглянуть, как "Лебедь" входит в морские ворота города. Две огромные створки из стали и бронзы, перекрывавшие узкий проход между скалами, раздвигались ровно настолько, чтобы впустить либо выпустить один-единственный корабль. Лас Каскадас сильно напоминал мне Мелнибонэ, хотя здесь не было высоко вознесенных башен Грезящего города.
Я слышал приветственные возгласы. У каменной кладки, к которой крепились ворота, суетились фигурки людей. Невольники вращали рукоятки и натягивали толстые цепи, раздвигая створки.
Гуннар фыркнул и чуть довернул руль налево, потом направо. Он аккуратно ввел судно в узкую щель, и "Лебедь" ловко и быстро скользнул в бухту, словно угорь. Ворота со скрежетом закрылись позади нас. Гребцы неторопливо двигали веслами под взглядами обитателей города. Все они жили пиратской добычей. Все они были верными подданными королевы-корсара. Прекрасная Роза обладала талантом дипломата не меньшим, чем у Клеопатры.
В порту на якоре стояли всевозможные суда. Я увидел китайскую джонку, несколько больших дхау, круглый египетский корабль и более совершенные боевые галеры, в основном, греческой конструкции – излюбленные корабли капитанов-пиратов. У меня было ощущение, что я встречу здесь старых друзей, но только не знакомых, которыми обзавелся в последнее время. Затем, поднимая на палубу свои вещи, я услышал, как кто-то окликнул меня по имени:
– Пьель Д'Аргент! Это вы?
Я обернулся. По пристани, на которой уже собралась толпа городских оборванцев, явившихся сюда в надежде на случайных заработок, ко мне быстрым шагом приближался смеющийся рыжеволосый брат Тристелунн. Однако, какой бы монетой ни собирался Гуннар расплатиться с Лас Каскадас за покой и безопасность, это были отнюдь не товары и не грузы. На минуту Тристелунн скрылся в толпе, потом вынырнул совсем рядом со мной, все еще улыбаясь.
– Итак, вы последовали моему совету,- сказал он.- Вы поговорили со старыми леди и джентльменами?
– Не я, а они говорили со мной,- ответил я.- Но я думал, вы едете в Кордову.
– Я уже собирался сойти на берег, но услышал, что христиане и евреи опять не в милости у калифа, решившего, что они опять замышляют заговор в союзе с империей. Он собирается изгнать всех франков, хотя эта мера кажется ему слишком мягкой. Я подумал, что будет лучше переждать зиму здесь, предложив свои услуги кому-нибудь из правоверных. Теперь я понял, каково это- жить во времена перемен. У меня была другая возможность – отправиться в Англию, которой правит Львиное сердце, но, честно говоря, это не место для истинного джентльмена. В лесах рыщут грабители, монастыри переполнены бенедектинцами, а то и кем похуже. Их король, помазанник Божий, все еще сидит в австрийской темнице; насколько я понимаю, народ не горит желанием платить за него выкуп. Иоанн – интеллектуал, и ему никто не доверяет, особенно церковь.- Продолжая сыпать сплетнями и слухами, Тристелунн повел меня по крутой булыжной улочке к постоялому двору, который, по его утверждению, был лучшим на острове.