Гуннар расхаживал среди бегущих канатов, из-под его безлицего шлема доносились зычные удалые крики. Буйство стихий действовало на него опьяняюще. Он вскинул голову и хохотал, не умолкая. Потом он повернулся ко мне и схватил меня за руку.
– Клянусь богом, Принц Эльрик, мы с вами станем героями- вы и я!
Радостного возбуждения, владевшего мной, словно не бывало. Я не видел для себя худшей судьбы, чем войти в историю вместе с Гуннаром Обреченным.
Гуннар повел головой, словно зверь, вынюхивающий след.
– Она здесь. Я знаю, она здесь, Мы с вами найдем ее. Но она достанется только одному из нас. Он-то и станет последним мучеником.
Его ладонь легла мне на спину. Потом он повернулся к корме и взялся за румпель.
На мгновение я вспомнил о смерти своей матери, о ненависти отца. Я вспомнил кровавую гибель своей кузины; я не забыл, как она плакала, когда ее душа насильно расставалась с телом. О ком говорил Гуннар?
Кого он имел в виду?
Мы опять провалились между волнами и взмыли на следующем гребне, оставляя за кормой пенный бурун, отчего порой казалось, что мы действительно летим над водой. Наполовину зарифленный парус ловил ветер и действовал наподобие крыла, помогая Гуннару быстро перекладывать руль и сообразовывать движение корабля с перемещением волн. Ни прежде, ни впоследствии я не встречал капитана, способного управлять судном кончиками пальцев, а также отдавать приказы, которые мгновенно выполняются при любой погоде.
Гуннар похвалялся, что, как бы много людей он ни терял на суше, в море не погиб ни один его человек.
Пена укутала палубу, плечи и бедра гребцов, ее хлопья витали в бушующем воздухе. Черные, коричневые, желтые спины сгибались и выпрямлялись, словно множество одинаковых деталей; они блестели от пота и воды. Небо над нашими головами было покрыто рваными облаками, черными и клубящимися. Я плотнее закутался в плащ. Мне нестерпимо хотелось призвать Мишашааа или любого другого элементаля и унять бурю магическими средствами. Но я уже воспользовался чарами, чтобы войти в этот сон! Могущество Равенбранда годилось только для битвы. Попытка пустить его в ход для других целей грозила непредсказуемыми последствиями.
Весь день и всю ночь мы прорывались сквозь бушующие воды Атлантики.
На каждую перемену ветра мы реагировали веслами, рулем и парусами, а теперь, благодаря компасу Гуннара, неслись стрелой на север, пока Гуннар не позвал меня в рубку, чтобы показать его.
– Она стала волшебной,- заявил он.- Какой-то мерзавец заколдовал ее!
Стрелка компаса беспорядочно вертелась из стороны в сторону.
– Другого объяснения не существует,- продолжал Гуннар.- У этого места есть защитник. Кто-то из Владык Высших Миров…
С палубы донесся громкий крик. Мы выбежали из рубки, крытой оленьей шкурой, и увидели Лейфа Большого, лицо которого превратилось в застывшую маску. Он смотрел на огромную голову, торчавшую из бушующей воды. Голова с явной враждебностью взирала на наш хрупкий кораблик. Это была человеческая голова, и она занимала весь горизонт.
Схватив Лейфа за плечо, Гуннар отвесил ему тяжелую оплеуху.
– Болван! До нее двадцать миль! Это каменная скала, оно стоит на суше!
Однако, произнося эти слова, Гуннар поднял голову, посмотрел на препятствие… и перевел взгляд еще выше. Не было никаких сомнений – перед нами было гигантское лицо, незрячие глаза смотрели из-под облака, закрывавшего его лоб. Мы были слишком маленькими, чтобы привлечь его внимание. Нас можно было сравнить с крохотной пылинкой. По-видимому, Гуннар не ошибся. Голова казалась неживой.
Вероятно, нам не было нужды ее опасаться. Это был не человек и не бог, скорее – высеченная в мельчайших подробностях скульптура из красочного гранита.
Лейф Большой громко вздохнул и пробормотал что-то в свою рыжую бороду. Потом он подошел к борту, и его вырвало. Корабль продолжал метаться по океану на вершинах волн. Он продолжал идти курсом, который мы установили до того, как неведомая сила заколдовала наш компас. Этот курс прямиком вел нас к гигантской голове.
Я сказал об этом Гуннару, и он пожал плечами.
– Вероятно, это ваш великан, живущий на Северном полюсе. Мы должны верить в свою судьбу,- сказал он.- Чтобы следовать своим путем, исполнять предначертания своего мифа, нужно быть крепким в вере, сэр Эльрик.
И в тот же миг голова открыла свой огромный черный рот, и море хлынуло в него, неумолимо потащив нас к горизонту – на нем сверкали всполохи, он потемнел и казался живым существом.
Гуннар взревел в бессильной ярости. Он делал все, чтобы развернуть корабль. Его люди гребли назад, выбиваясь из сил. Корабль, тем не менее, влекло к мясистой бездне.
Гуннар потряс кулаком, словно бросая вызов судьбе. Казалось, он скорее разгневан, чем испуган.
– Будь ты проклята!- Потом он рассмеялся.- Вы понимаете, что с нами происходит, сэр Эльрик? Нас глотают!
Он не ошибся. Мы были песчинкой в чаше с водой, которой это чудище вздумало утолить жажду. Я вдруг заметил, что и сам хохочу. Ситуация казалась невыразимо комичной. Но вполне могло случиться и так, что я вот-вот погибну. Причем в обоих реальностях.
И в этот миг голова проглотила нас. Корабль с силой ударялся о что-то, словно о берега реки. Из трюма послышался низкий голос, размеренно выводивший мелодию, старую, как мир. По всей видимости, Азолингас решил, что настал его смертный час.
Потом и он умолк.
Я поперхнулся зловонным воздухом и закашлялся. Было такое чувство, что мне в лицо дыхнул уличный бродяга. Мне на ум пришло множество сказок о людях, проглоченных огромными рыбами. Но я не мог припомнить ни одной, в которой гигант глотает корабль. Да и был ли это гигант? Быть может, затейливо расположенные скалы попросту показались нам лицом? Или это было древнее морское чудище, способное заглатывать корабли и выпивать моря?
Зловоние усиливалось, но мы были вынуждены дышать им. С каждым вдохом мои легкие наполнялись запахом смерти.
Потом мы очутились в Нифльхейме.
Из трюма донесся отчаянный крик Лейфа Маленького:
– Мне здесь не место! Я не сделал ничего дурного! Неужели меня покарают только за то, что я не погиб в бою?
Я плотнее завернулся в плащ. Температура стремительно понижалась.
Дыхание причиняло боль. Казалось, я втягиваю в себя тысячи мельчайших осколков стекла.
Ветра не было – вокруг царили холодная непроглядная темнота и полная тишина. Я слышал, как весла корабля поднимаются и опускаются с почти неестественной регулярностью. Внезапно вспыхнул огонек. Я увидел сверкающую маску Гуннара, освещенную факелом. Он шагал к помосту на палубе, и свет пламени на выхватил из тьмы неясные фигуры гребцов.
– Где мы, принц Эльрик? Вы знаете? Это Нифльхейм?
– Возможно,- ответил я. Палуба вновь накренилась, и корабль на несколько секунд провалился вниз, потом опять выправился.
Как только мы вновь оказались в спокойной воде, гребцы заработали веслами. Нас окружал шум бегущей воды, словно на тающем леднике – шорох тысяч ручьев, впадавших в поток, по которому мы сейчас плыли.
Гуннар ликовал:
– Реки Хель!
Никто из нас не разделял его восторга. Мы слышали негромкие мучительные стоны, не вполне человеческие, слышали булькающие звуки вроде тех, что в последние мгновения жизни издает тонущий ребенок. То и дело раздавались удары и шипение, похожее на шепчущие голоса. Мы сосредоточили внимание на ритмичном движении весел. Их плеск оставался единственным знакомым звуком, в котором наше измученное страхом восприятие находило опору.
Вновь послышался хриплый голос Лейфа Маленького. Казалось, он бредил.
– Эливагар, Лейфтр и Слид!- крикнул он.- Вы слышите их? Это реки Нифльхейма. Река ледников, река клятв и река обнаженных мечей!
Неужели вы их не слышите? Мы низвергнуты в преисподнюю! Это шумит Хвергельмир, великая пучина, которая целиком затягивает в свою пасть корабли!- Лейф забормотал что-то, упрекая себя в том, в юности не был достаточно смел и дерзок. Он надеялся, что его гибель будет приравнена к смерти воина. Он не был верующим, но всегда старался соблюдать правила. Потом он вновь пожаловался, мол, это не его вина, что он не расстался с жизнью в бою. Лейф Большой пытался заставить его умолкнуть. Но даже причитания Маленького не остановили мерный скрип весел. Гребцы полностью отдались своему тяжелому труду, надеясь, что он каким-то образом оправдает их в глазах Судьбы и позволит им войти в рай.