– Где колдовской щит?
Мужчина нахмурился.
– Боевой щит племени какатанава? Он принадлежал вам?
– Что с ним случилось? Меня подхватил жестокий ветер, по всей видимости, обладающий разумом. Он отнял у меня щит.
На лице мужчины появилось виноватое выражение.
– Если не ошибаюсь… позвольте напомнить вам, что я был в трансе… кажется, я видел, как он понесся в том направлении. Вероятно, это был демон ветра.- Он указал в сторону поросшего лесом холма на дальнем берегу озера. – Значит, это был колдовской щит, и демон ветра похитил его. А может быть, щиту удалось избавиться от вас обоих, и он отправился домой, к своему хозяину?
– Отправился домой, но без меня,- с горечью произнесла я, начиная понимать, что этот человек некоторым образом спас мою жизнь, воспользовавшись магией. Вместе с тем он, либо демон ветра, помешал мне последовать за Ульриком. – Этот щит был единственной ниточкой, связывавшей меня с моим мужем. Теперь я не знаю, где его искать. Он может находиться в любой точке мультивселенной.
– Вы принадлежите к племени какатанава? Прошу прощения; насколько мне известно, они приняли в свои ряды одного человека из вашего мира, но не двух. – Мужчина был явно озадачен, но, казалось, начинал что-то понимать.
– Я не какатанава. – Теперь мне было труднее управлять своими эмоциями, и, подозреваю, в мой голос вкралась нотка отчаяния. – Но я ищу хозяина щита.
Мужчина повел себя как истинный джентльмен. По всей видимости, сообразив, что в дело вмешались сверхъестественные силы, он склонил голову в раздумье.
– Где его владелец? Вы знаете? – Я попыталась высвободиться из мягкой шкуры. Извинившись, щеголеватый лесной житель опустился рядом на колени и развязал сыромятные ремешки.
– Вне всяких сомнений, щит вернулся в племя, – сказал он.- Именно туда я направляюсь, и это меня успокаивает. Я не знаю, как меня примут какатанава. Мой долг – нести им свою мудрость. Наши жизненные пути начинаются задолго до того, как мы осознаем свое предназначение. Мы вместе отправимся туда, как того требует наша общая судьба. Вдвоем мы сильнее. Каждый из нас достигнет своих целей, тем самым, осуществляя волю провидения.
Я не понимала его. Я встала, завернувшись в накидку. Она была сшита из великолепной шкуры белого быка и украшена разнообразными религиозными символами. Я осмотрелась вокруг. Солнце только что взошло, и обширная спокойная водная гладь блестела словно зеркало.
– Если вы назовете свое имя, объясните, каковы ваши занятия и что вам от меня нужно, я буду чувствовать себя увереннее.
Он улыбнулся, словно извиняясь, и принялся сворачивать бивак. За его спиной поднималось солнце; к этому времени оно уже высветило самые далекие вершины массивного горного хребта, его оранжевые лучи пронзили лес и коснулись маленького лишенного украшений вигвама, который стоял на поросшем травой берегу озера. Из вигвама струился тонкий серый дымок. Это было по-спартански простое жилище охотника.
Его полотнище могло служить одеждой для защиты от холодов, а из шестов можно было сделать волокушу для перевозки всего остального. Ее могли тянуть охотничьи собаки, но я не заметила поблизости собак. По мере того, как солнце поднималось в ясном небе, тени постепенно исчезали, и свет становился менее красочным.
Мой новый знакомый, по всей видимости, находился в прекрасном настроении. Он был полон обаяния. Ничто в его облике не внушало чувства угрозы, хотя он буквально лучился физической силой и здоровьем. Судя по татуировкам и украшениям, он вполне мог оказаться шаманом либо колдуном. Он явно привык повелевать.
Было очевидно, что это не Новая Шотландия, однако окружающий пейзаж не слишком отличался от тех мест, которые я только что покинула. Наоборот, он казался мне смутно знакомым. Быть может, я оказалась на берегах озера Верхнее?
У берега на зеленом ковре лужайки лежало большое каноэ с изящными обводами, вырубленное из ствола серебристой березы. Его окованные медью нос и корма были отделаны чудесной деревянной мозаикой, расписанной духовными символами. Казалось, кроме нас на всем свете нет ни одного человека. Можно было подумать, что этот мир переживает свою юность, и мы находимся в девственной Америке. Была ранняя осень, но в дуновении ветра уже ощущалась близость зимы. Этот ветер не слишком тревожил меня. Я спросила, что это за озеро.
– Я родился неподалеку отсюда,- ответил мужчина.- Это озеро чаще всего называют Гитчи-Гюми. Вы читали поэму Лонгфелло?
– Насколько мне известно, при написании поэмы Лонгфелло смешал десяток разных языков и неправильно воспроизвел все названия и имена, – сказала я тоном, каким мы порой извиняемся за представителей своей культуры. Мне на ум пришла одна из фраз, которую обронил Клостерхейм. Я была совершенно уверена, что мой новый знакомый отнюдь не романтик, играющий излюбленную роль на свежем воздухе.
Вряд ли он прятал где-нибудь поблизости джип или микроавтобус. Этот человек был именно тем, кем казался. Он улыбнулся моему замечанию.
– О нет, Лонгфелло ничего не испортил своими фантазиями. Он многое приукрасил, но сохранил все ритуалы в неприкосновенности. К отделению духа от плоти ведет множество дорог. Меня интересует лишь, о чем умолчал старина Лонгфелло, и что он добавил от себя. Мое предназначение – пролить свет на историю своей жизни. Я должен вернуть миф к первоначальному виду и воззвать к Великому духу Америки. – Он вновь улыбнулся, как бы забавляясь серьезностью собственных слов. – Не могу же я вручить духовное руководство племенами кучке полуобразованных католических миссионеров! Без Белой женщины-бизона нет триединства. Это словно триптих, в котором не хватает одного полотна. Нелепый отрывок, который Лонгфелло вставил в конце, был данью традициям общества, в котором он вращался, и звучит еще хуже, чем сентиментальное завершение диккенсовского "Холодного дома". Или это были "Великие ожидания"?
– Я так и не сумела заставить себя прочесть Диккенса, – призналась я.
– Что ж, – ответил он,- я и сам знаком с его творчеством весьма отрывочно. – Он нахмурился и посмотрел на меня. – Но я не склонен переоценивать свои силы. Мое предназначение – объединить народы, однако я могу потерпеть неудачу там, где преуспеет другое "я". Один неверный шаг – и я могу все изменить. Вы ведь знаете, насколько все это сложно.
– Будет лучше, если вы представитесь, сэр,- сказала я, догадываясь, какой будет ответ.
Он извинился.
– Я – Айанаватта, которого Лонгфелло предпочел назвать Гайаваттой.
Моя мать принадлежала к племени могоков, отец был гуроном. Я узнал об истории своей жизни в поэме, когда путешествовал в будущее в грезах.
Вот. У меня есть кое-что для вас… – Он бросил мне длинную замшевую рубашку, которая пришлась точно впору и сидела как влитая. Я поинтересовалась, неужели он всегда берет в дорогу подобные вещи? Он рассмеялся и объяснил, что последний человек, пытавшийся его убить, был примерно моего роста и комплекции.
Он начал ловко разбирать вигвам. Чтобы погасить огонь, он попросту накрыл крышкой горшок, в котором горело пламя, и обвязал его сыромятным ремнем. Остальные вещи он свернул плотным узлом и поставил сверху горшок с углями. Только теперь я заметила, что шесты вигвама представляют собой длинные копья с кремневыми наконечниками. Он уложил их на днище каноэ, а узел пристроил в середине. Чтобы свернуть лагерь, ему потребовались считанные минуты.
– Похоже, вы неплохо знакомы с английской литературой, – сказала я.
– Я многим ей обязан. Посредством поэмы Лонгфелло я узнал об истории своей собственной жизни, вернулся к тому времени, когда состоялось мое первое путешествие в грезах. Я увидел во сне три пера. Я решил, что должен отыскать трех орлов в обиталищах трех ветров. Первым делом я отправился в девственные леса и прошел северный путь, который называется Орел, поскольку решил, что именно в этом заключается смысл моего сна. Этот путь привел меня в горы, и я понял, что это не моя дорога. Однако, покинув ее, я очутился в Бостоне, как нельзя удачнее выбрав момент. Я пытался выяснить, не связан ли с моим именем какойлибо миф. И если такой миф существовал, я должен был следовать ему и превратить его в реальность. Можете представить, в каком запутанном положении я оказался. Я появился в будущем, много лет спустя после своей смерти. Я обрел удивительные навыки. Я научился читать на языке этих новых людей, внешность которых поначалу изумляла меня. Очень многие добрые люди с радостью помогали мне, но я слышал и надменные голоса обывателей, которым не нравился мой облик. Однако смысл моего первого духовного путешествия заключался в том, чтобы научиться читать. Открыв свою душу грядущему, я не только стал свидетелем рождения народа гауденсони, Людей Под Одной Крышей, но и получил представление о том, какая судьба их ждет, если я не пойду другой дорогой. Чтобы оказаться в том будущем, к которому я стремился, я должен как можно меньше вмешиваться в ход истории.