Злобно рыча, Кабир пытался повернуть металлическое колесо на массивной железной двери с написанными на ней белыми буквами «ЛБМ», но у него ничего не получалось.
— Заперлись изнутри! — хлопнул он по двери ладонью, сверкнув на меня жуткими бездонно-чёрными глазами. — Сколько их?!
Я переступил порог, прикрыл глаза, слушая распахнувшееся передо мной пространство Тьмы.
— Трое, но я их почти не чувствую, будто они закопались глубоко в песок.
— Да, трое сияющих. Один сильный, выставил блок, прикрывая, скорее всего, своих служителей. Как же я их проглядел?
Он вновь зыркнул на меня и сел на пол, привалившись спиной к двери.
— Отсюда нам её не открыть, а они могут жить внутри хоть целую вечность, пока мы тут не сдохнем от голода или не поджаримся, как на сковородке. Если они хоть пальцем тронут мои инструменты и записи…
— А купол нельзя разбить где-нибудь с краю?
— Попробуй своей тупой башкой, может, хоть немного поумнеешь! — крикнул Кабир и отвернулся, уставившись в пол.
Я сжал пальцы в кулаки и вышел. Обогнул башенку и приблизился к куполу. Он был зеркальным, гладким и практически чистым. Я впервые так ясно видел своё чуть вытянутое отражение. С грязными сбитыми коленками, изодранными о скалы худыми руками и ногами. Даже на животе красовалось несколько глубоких царапин. Не знал, что я такой… Стоял, разглядывал себя, подыскивая подходящее слово. Жалкий? Определение мне не понравилось. Я поднял камень. Коснулся ладонью прохладной ладони отражения и, оскалившись, ударил. Камень не оставил на стекле даже царапины, лишь мелкие крошки да пыль заскользили вниз.
— Это бесполезно, — раздался спокойный голос, — он крепче скалы, на которой ты стоишь.
Шорох шагов. Мертвящий взгляд отражения.
— Можешь убить их Тьмой?
— Нет, чтобы убить, мне надо прикоснуться.
Всей спиной я ощутил его разочарование.
— Но я могу их напугать! — Я повернулся к Кабиру, тот задумчиво смотрел на меня.
— Даже через барьер? Хотя, когда они уснут… Ну-ка пойдём.
Обогнув купол, мы приблизились к трубе, что косо выходила из земли и, изогнувшись, смотрела широким раструбом в противоположную от пустыни сторону. Кабир потянул закрывавшие её металлические лепестки, я помог ему и заглянул внутрь. Вход в тёмные недра перекрывала решётка, я с трудом просунул в ячейку указательный палец.
— Это воздухозаборник, закрыл его на случай сильного ветра, когда уходил. Мы в него не пролезем, а вот Злючка — запросто.
Змейка скользнула по его руке и протиснулась в шестигранное отверстие сетки; вернулась обратно.
— Она могла бы их просто убить, но тогда кто нам откроет? Но если она убьёт двоих, третий, гонимый страхом, запаникует и решит выбраться наружу. А до того момента нам надо как-то продержаться. — Он накрыл и чуть сжал моё плечо. — Извини, что сорвался… Как-то всё это слишком неожиданно произошло.
Я ничего не ответил, лишь наклонил голову и коснулся щекой его пальцев.
Мы, обнявшись, лежали на покрывале под дверью и слушали тишину ночи. Очень хотелось есть, а ещё больше — пить. Усталое тело отяжелело и ныло после трудного подъёма.
— У меня там глубокая скважина с помпой, — будто отзываясь на мои желания, сказал Кабир. — Вода такая холодная, что аж зубы ломит, а облиться ею с головой после зноя — вообще сказка.
— Облиться?! Зачем?
— Приятно… — Он провёл пальцами по моему лбу, и я вздрогнул, пережив переданное воспоминание.
— Бр-р, холодно! — Он хмыкнул, прижимая меня к себе. — Там под куполом всё живое, так странно.
— Это сад.
— Сад?! Из деревьев?! И пальмы есть?
— Финиковая и кокосовая, ещё я выращиваю бананы, лимоны, апельсины, мандарины, киви, есть абрикос, яблоня и груша, двадцать сортов винограда. И да, всё это можно есть.
— А почему ты тогда принёс мне только змей?
— Чтобы приручить к себе.
Я пихнул его локтем и почесался макушкой о подбородок.
— У тебя опять торчит.
— А у тебя нет?
— Не-а, вымотался и хочу спать.
— А если я сделаю так?
Тёплая волна желания наполнила грудь, приятно покатилась в низ живота.
— Не надо, а то я потом точно усну и не смогу толком за ними следить. Один, кстати, уже вырубился, второй на подходе, но главный настороже.
— Схожу, запущу Злючку и вернусь, — поднялся Кабир и вышел, по полу повеяло ночной прохладой.
Я сел, обхватывая коленки, вслушиваясь во Тьму за дверью. Интересно, что значит «ЛБМ»? Смогу ли я напугать их, чтобы они открыли дверь, и тогда…
Тьма шевелилась за дверью и под закрытыми веками, показывала чьи-то руки, что крались ко мне, извивались, шуршали, как змейка в гулкой трубе. Руки, мамины руки нежно качали, баюкали меня.
«Спи, маленький, любимый мой сыночек, спи…»
Скрежет и скрип.
«Это ветер, всего лишь ветер шумит, а нам с тобой так хорошо, так тепло и уютно вместе…»
Вкусно пахнущая чем-то кисло-сладким и свежим ладонь накрывает губы, я улыбаюсь.
Юркая змейка скользит по полу, знакомые родные запахи успокаивают, говорят: «Ты дома». Но в него пробрался враг, хитрый и коварный. «Убить!» — звучит внутри воля творца. Скорее, пока они не проснулись. Да! Вот они! Забились, обнявшись, в угол, прислонившись к стене, соединившись лохматыми головами.
Вторая рука накрывает, зажимает нос. Мама решила поиграть, кто дольше сможет не дышать. Я, как обычно, расслабляюсь, раскидывая руки, и притворяюсь мёртвым. Мама не знает, что моя кожа может впитывать не только воду, но и воздух. Я люблю притворяться мёртвым, у меня хорошо получается, тогда все живые начинают сбегаться и сползаться, чтобы полакомиться мной, и тогда…
Бросок! Клыки входят в тёплую ногу, впрыскивая в кровь яд. Тише, не дёргайся.
— Мама!
Ну вот, разбудил! Ещё бросок. Цепкие пальцы перехватывают на лету. Сдавливают, ломая, бьют об пол. Мир гаснет. «Убей!» — непреклонно звучит внутри. Изгибаюсь и кусаю сладкий липкий палец.
Распахиваю глаза. Тёмный силуэт на фоне светлеющего проёма открытой двери. Это не мама. Мама мертва! Я сам убил её!
— Мама! — доносится испуганный крик.
Силуэт хочет отнять от моего лица руки, чтобы бежать вниз спасать своё дитя, но я уже внутри, уже наполнил его изголодавшейся Тьмой. А выпустив её, я не могу остановиться… Но могу хотя бы попытаться.
«Но зачем? Она ведь хотела убить тебя?» — вопрошает холодный разум.
Зачем? Зачем?
========== 5. Тьма ==========
— Пусти! Пусти меня! — кричу я, вырываясь, но глупый мальчишка обнимает, удерживает меня, гладит, шепча на ухо какие-то глупости.
У него, оказывается, такие крепкие руки и горячее огненное сердце, как бы я хотела покориться ему, но дурак не понимает, ничего не понимает…