– Нет, право развода у нас, как и право выбора, принадлежит исключительно женщинам. Если жена захочет уйти, то она может это сделать, но муж не может покинуть жену.
– А как же со второй? Не может же он иметь двух жен?
– Почему не может? – искренне удивился Гор. – Каждый мужчина может иметь столько жен, сколько женщин выберут его в мужья.
– Тогда выходит, что у некоторых мужчин вообще не будет жен.
– Конечно! Так оно всегда происходит.
– Черт-те что! Ох, прости.
– Ничего.
– Ну да ладно, это ваше дело. Хотя, признаться, мне это странно.
– Ничего странного нет! Странно было бы иначе. Наше развитие зависит от тех качеств, которые наследуют дети. Женщина заранее знает, какие дети у нее будут, если ее мужем будет тот или другой мужчина. Ее право выбрать лучшее! У нас нет машин. Мы обходимся без них, но все, что мы можем делать, а мы можем многое, ты увидишь это сам, зависит от нас самих и лежит в нас самих! Мы можем ускорять рост растений, их созревание. От этих качеств зависит жизнь нашего народа, и мы не можем рисковать потерять эти качества. Смотри! Видишь верхушку того дерева? – Он кивнул на сосну, стоящую метрах в тридцати от них. – Сейчас верхушка ее наклонится в нашу сторону.
И действительно, вершина сосны, будто под порывом сильного ветра, наклонилась.
Сергей, пораженный увиденным, молчал.
– Ну а с неодушевленными предметами неорганического происхождения вы тоже можете так манипулировать?
– Нет, конечно. Только с живыми. Если бы свистуны не нацепили на себя эти металлические штучки, мы с ними могли расправиться без труда. Первый раз, когда они явилась к нам, они не имели при себе этой защиты. Мы могли бы их уничтожить, но просто прогнали. Они с ужасом бежали, а затем вернулись, и бежать пришлось нам.
– Следовательно, – догадался Сергей, – у вас могут родиться дети, не имеющие таких свойств.
– Конечно! Поэтому женщина, которой дано это чувствовать, имеет исключительное право выбора.
– А мужчина, что же он, не чувствует, как ты говоришь, какие у него могут быть дети от женщины?
– Нет! У нас женщины могут то, что недоступно мужчинам, и, напротив, многое из того, что умеют мужчины, не могут делать женщины. Например, ты помнишь наших "мертвецов"? Ни одна женщина не может подавить в себе настолько все жизнепроявления, чтобы показаться мертвой. Но зато ни один из мужчин не сможет приказать дикому зверю лечь у его ног. Поэтому мы носим луки там, где можем встретить крупных хищников, а женщина может, не рискуя ничем, пройти через стаю самых кровожадных зверей.
– Скажи мне, Гор, а у вас не было таких случаев, когда женщина подвергалась насилию со стороны мужчины? Ну, скажем, со стороны того, на ком ни одна женщина не остановила своего выбора?
– Это невозможно! Женщина всегда заранее это почувствует и успеет принять меры.
– Какие? Ведь она слабее.
– Дело не в этом. Женщина, если хочет, сможет подавить у мужчины всякое желание к ней. Но если захочет, то может возбудить так, что ни один не сможет устоять. Это то, что является ее привилегией и недоступно нам. Так что, берегись! – шутливо пригрозил он.
– Ну, ко мне это может и не относиться. Я из другого теста! У меня совсем, может быть, другая природа и даже генетический код!
– Ты такой же, как все! Я это уже хорошо знаю. Ты только не умеешь делать то, что свойственно нашему народу. Но у тебя есть такие качества, которые были бы полезны моему народу, особенно теперь, когда нам грозит вторжение пришельцев.
– Почему ты так думаешь?
– Наши женщины тебя уже обследовали.
– Что?
– Ну, они уже знают о тебе все, о твоем организме и о том, что ты чувствуешь.
– Вот как? Когда же они это успели?
– Еще на первом привале.
– Что же мне теперь делать? – растерянно проговорил Сергей.
– А ничего! Быть как все, – философски закончил беседу Гор. – Мы только очень просим тебя, – добавил он, – не покидать нас хотя бы до тех пор, пока мы не сможем покончить со свистунами.
Костер уже потух. Шум в лагере сник. Утомленные дневным переходом, люди спали. Серебряный диск луны тускло освещал долину, отражаясь в водах реки.
Гор заснул сразу. Сергей же, под впечатлением увиденного и услышанного, долго не мог заснуть, ворочаясь с боку на бок на подстилке из сухих водорослей. Все, что он узнал, было для него неожиданным и не укладывалось в привычные понятия землянина, воспитанного цивилизацией, столь отличной от биологической цивилизации Элии. Уже одно то, что его чувства, мысли могли быть предметом всеобщего обозрения, он, конечно, сейчас преувеличивал, вызывало сильный душевный протест. Он вдруг почувствовал себя так, как может почувствовать себя совершенно голый человек в толпе одетых людей.
Если бы не чувство долга, он бы не задумываясь покинул их и отправился сам на поиски таинственного Прохода. Но с другой стороны, очень хотелось познакомиться с необычной организацией общества Элии. В этой организации была не только странность, но и своя рациональность. Эту рациональность он скорее интуитивно чувствовал, чем понимал. Во всяком случае этот мир, с которым ему предстоит знакомство, был миром без насилия. Насилие, которое играло чуть ли не ведущую роль в истории человеческой цивилизации, здесь начисто отсутствовало. Что же тогда являлось той цементирующей основой, которая объединяла здешнее человечество в разумную хозяйственную организацию? Как это сказалось на нравах, морали, на развитии искусства? Существует ли здесь наука? Литература? Если нет, то что может компенсировать? Естественно, ни Ромео, ни Отелло не могли родиться на этой планете, как не могли здесь родиться ни Гомер, ни его герои. Но что-то должно быть носителем выражения творческой активности народа!
В нем вновь проснулся исследователь, который, казалось, умер в последние месяцы его пребывания на острове.
"Вряд ли во всей Вселенной, – подумал он, – существует еще одна такая цивилизация. Скорее можно встретить несколько цивилизаций свистунов, чем еще одну Элию. Им надо помочь во что бы то ни стало! Этот редкий цветок Вселенной необходимо сохранить. Но как? Что противопоставить отравляющим газам и ядерному оружию?
На второй день под развесистым дубом на большой поляне состоялся совет. Корни дуба высоко выступали из земли, образуя нечто вроде удобного кресла, на которое Гор жестом пригласил сесть Эрика. Сам же стал справа от него.