Так рассуждало большинство людей, принадлежащих к среднему классу. Но не все. Были и другие. Они не разделяли стерилизованных взглядов и называли себя диссидентами. Диссиденты делились на умеренных или правозащитников, радикалов и самых крайних - Движение сопротивления. В большинстве своем они не отвергали сущности установленного строя, но хотели его реформации. Правозащитники или умеренные, признавая селекционные законы и разделение общества на классы, протестовали против злоупотреблений местных органов управления при селекционном отборе. Они требовали большей открытости и строгого соблюдения законов вне зависимости от принадлежности к тому или иному классу.
Радикалы шли дальше. Они требовали отмены элиты и уравнивания в правах с нею среднего класса. При этом не отвергали селекционную политику правительства, но выступали за строгий общественный контроль в ее осуществлении. Они также были против императорской власти и хотели ее заменить коллегиальным правлением.
Крайнее крыло радикалов - Движение сопротивления - провозгласило своим принципом действие. Его отряды совершали набеги на питомники и школы, похищали детей, спасая их от операций на мозге. Вся эта разношерстная публика находила теперь убежища в обезлюдевших местах планеты, спасаясь от преследований политической полиции. В одном из таких селении и очутилась Ирина. Здесь жили человек триста. В основном мужчины. Женщин, особенно молодых, было мало. Появление Ирины, естественно, вызвало большой интерес среди жителей. Павел поместил ее в небольшой хижине на краю поселка, окруженного со всех сторон огромными вековыми елями, между которыми сохранился прозрачный родничок.
- Это моя берлога, - пошутил он, сбивая с дверей приколоченные доски.
"Берлога" имела явно нежилой вид. Судя по всему, хозяин не был в ней уже несколько лет. Перво-наперво затопили печь, и, когда ее тепло несколько подсушило отсыревшие стены, Ирина, как могла, навела в ней порядок. Хижина представляла собой одну комнату, перегороженную досчатой стеной на два отсека. Двери между ними не было. Вместо нее висела полувыделанная шкура лося.
- Дверь я сколочу завтра, - пообещал Павел, - и поставлю внутренний засов.
- Зачем? - удивилась Ирина.
- На всякий случай. - И пояснил. - Я часто буду в отъезде.
* * *
На второй день он достал из-под пола замотанный в промасленные тряпки продолговатый предмет. Ирина раньше не видела ничего подобного.
- Это охотничье ружье, - объяснил он. - Необходимая здесь вещь.
Он разломил, как показалось Ирине, его пополам и критически осмотрел на свет стволы.
- Жаль, здесь трудно доставать заряды, - пожаловался Павел. - Я, правда, на этот раз привез их, думаю, что хватит. Он тщательно почистил ружье и повесил на стену.
- Сегодня я поучу тебя с ним обращаться, - пообещал он. - А завтра утром мы пойдем на охоту. Тех продуктов, что мы с тобой привезли, хватит на зиму, а если охота будет удачной, то можно протянуть и до лета. Дичи здесь много.
В дверь постучали.
- Открыто! - крикнул Павел.
Вошел человек среднего роста, с прилизанными на бок волосами. Несмотря на теплый осенний день, на нем была меховая куртка.
- Здравствуйте, - поздоровался вошедший.
- Ну, здравствуй, - нелюбезно ответил Павел. - Что скажешь?
Вошедший нерешительно потоптался на месте, ожидая, что его пригласят сесть. Но Павел не двинулся с места.
- Вы удивлены моим визитом? Ну что ж, этого следовало ожидать. Однако, несмотря на наши глубокие политические разногласия, я счел своим долгом выразить вам свою и своих товарищей самую глубокую признательность за то, что вы для нас всех сделали.
Говоря это, он почему-то смотрел не на Павла, а на Ирину. Видя, что его не приглашают, вошедший придвинул к себе грубо сколоченный табурет и сел, расстегнув куртку.
Павел молча подкинул поленья в горящую печь.
- У вас здесь тепло...
- Да вы разденьтесь, - предложила Ирина, видя, что Павел молчит. Ей стало неловко перед гостем за явное пренебрежение, которое подчеркивал своим молчанием Павел.
- О, благодарю вас, - гость поспешно снял куртку и повесил на вбитый в стену гвоздь.
- Может быть, хотите чаю? - спросила она, снимая с плиты только что закипевший чайник.
- У вас есть чай? Настоящий чай? С удовольствием! Я уже забыл, когда пил его. Благодарю, благодарю, - повторил он два раза, принимая из рук Ирины чашку.
- Берите сахар, - она подвинула ему сахарницу.
Ирина налила чай Павлу и поискала на полке глазами чашку для себя, но не обнаружила и налила себе в пустую стеклянную банку, на стенке которой еще сохранилась часть наклейки.
- Возьми мою, - предложил Павел.
- Ничего, так вкуснее, - улыбнулась она, отхлебывая из банки. Заметив, что она стоит, гость поспешно вскочил с табурета, придвинул его к ней, а сам переместился на лавку у окна.
- Вы знаете, здесь, вдали от центров культуры и цивилизации, мы отвыкли от таких, казалось бы, маленьких и незначительных радостей жизни, как, например, этот чай. Мы постепенно грубеем...
- Вот и ехал бы себе в эти центры культуры, - нелюбезно буркнул Павел. Это были первые слова, которые он сказал гостю.
- Вы же знаете, что мои убеждения не позволяют мне находиться в стороне от борьбы...
- Толку-то от вашей борьбы...
- Напрасно вы так. У нас различные подходы и методы. Но цели-то у нас одни. Мы не должны враждовать, и мне непонятна ваша грубость, - обиделся гость. - Вы даже не представили меня даме!
- Эдуард Френкель - местный партийный лидер правозащитников, - неохотно назвал Павел гостя.
Френкель самодовольно улыбнулся и склонил голову.
- Как приятно видеть в такой забытой богом глуши очаровательную женщину! Позвольте узнать имя?
- Ирина, фамилии, к сожалению, нет. Есть номер, но он вас вряд ли интересует, - произнес Павел с вызовом в голосе.
Френкель открыл рот, чтобы ответить на очередной выпад Павла, но в дверь снова постучали.
- Еще один, - выдохнул Павел.