Вокруг вечернего стадиона еще долго толпятся люди — место популярное. Надеюсь, в будущем году здесь и вправду будут переполненные трибуны и толпы туристов, которые приедут открывать для себя экзотичную страну контрастов и парадоксов. Жаль, если на трибунах не будет донецких ультрас — футбол они любят и чувствуют. Возможно, потому и не идут на компромисс с милицией.
Ходить по вечернему вокзалу еще сложнее из-за темноты — трудно предугадать, в какую яму упадешь. «Ничего-ничего, — успокаиваю я себя, — все пройдет, власть поменяется, а вокзалы останутся». Нахожу свое место в ночном экспрессе; вагон полупустой, редкие пассажиры отправляются из Донецка куда-то на север, их мало заботят результаты матча и перспективы команды в этом сезоне. Футбол все же интересует не всех, он вряд ли может заменить национальную идею, он вообще ничего не может заменить. Поскольку футбол — вещь самодостаточная, он приносит радость и разочарование, только пока ты воспринимаешь его всерьез, пока веришь в свою команду и не разочаровываешься в ней даже после самых постыдных поражений. Все прочее — лишь попытка сыграть на наших чувствах, на нашей вере и любви.
Я не знаю, собираетесь ли вы в будущем году на матчи в Донецк. И если да, то успеете ли увидеть и почувствовать что-нибудь еще, кроме футбола. Впрочем, вряд ли вы здесь задержитесь надолго и вряд ли вас озаботят проблемы этого странного места. Главное — чтобы ими, этими проблемами, озаботились те, кто тут остается, кто тут живет и регулярно ходит на здешние стадионы. Ведь это их шахты и комбинаты, их история и будущее, их уголь — «черное золото», как его тут называют, которое лежит под городами и футбольными газонами, последняя надежда, ради которой они кладут жизнь и теряют здоровье. Поэтому кто я такой, чтобы кого-то чему-то учить — нам всем вместе довелось жить в это время и в этой стране, мы все вместе делали эту страну такой, какая она сегодня есть, и нам всем вместе приходится за это отвечать. Вы, по большому счету, здесь ни при чем, это наши внутренние дела, наслаждайтесь игрой.
Сквозь сон, когда в окнах вспыхивает свет фонарей очередной безымянной станции, я пытаюсь всех их вспомнить и пересчитать, чтобы ничего не потерять и ни про кого не забыть. Сижу и считаю всех этих валлийских рабочих, которые гоняли по пустырям допотопный мяч, всех этих беженцев и переселенцев, которые застревали на местных предприятиях, физкультурников и комсомольцев, активистов и стахановцев, заезжих тренеров и страстных любителей, которые, как могли, развивали футбол в этом прожженном солнцем регионе. Я считаю всех шахтеров на терриконах и женщин на трибунах, всех звезд и неудачников на поле, всех бойцов и дублеров, всех бразильцев и татар, всех «кривых» и «бомжей», всех пацанов, которые завороженно смотрят на зеленое поле, мечтая вырасти и заменить этих старперов. Считаю всех депутатов и клерков, всех безработных и пьяниц, всех неуверенных и убежденных, всех, кто находит время, чтобы прийти на трибуны поддержать своих. Все мы тут разные, и у каждого из нас свое понимание игры и свои размышления о смерти. И нельзя никого пропустить. Главная задача: помнить обо всех. А пересчитав тех, кого я смог вспомнить, я прячу всю эту информацию куда-то в карман куртки, на дно сумки, в самые надежные сейфы памяти. Прячу так тщательно и глубоко, что, когда рано утром на харьковском вокзале милиция пытается меня обыскать, она ничего не находит. Совсем-совсем ничего.