«Постой!», я сделал вид, что не расслышал.
«Погоди–ка», я обернулся.
«Ты от Тора?», я промямлил что–то невнятное, понимая к чему идет разговор.
«Так да или нет? Вас видели вчера».
Загнанный эпсилон ответил «Ну да».
Спортсмен ухмыльнулся — «Так ты правый?».
Я осмотрел его с ног до головы — килограмм 85–90, даже в фаерплее я выхвачу пиздюлей, потому я напряг пресс и скулы, в предвкушении сочного удара.
Я сразу понял, что передо мной стоял представитель левого крыла оппозиции, радикально настроенный антифашист, скорее всего быдло–анархист, любитель битдаун–хардкора, возможно неуклюжего белорусского краста, какого–нибудь идейного ой и стрит панка и прочего шаблонного творчества однообразных исполнителей, без конца мусоливших одни и те же темы в своих песнях о «смерть системе», «менты ублюдки», «церковь это бизнес», «у власти диктатор», «выше черный флаг», «семья и юнити», «революция», «свобода равенство братство».
«Нет», он переминался с ноги на ногу.
«А зачем тогда с ним общаешься».
Я подумал было о том, что я ведь тоже по сути окололевый говнарь, читающий Генри Торо и Прудона, Кропоткина и Роккера. Но я уже не успел ничего ответить — плотная струя газа из перцового баллончика едким камшотом оросила мое хмурое опухшее лицо. Я согнулся пополам, а мой собеседник уже удалялся с места происшествия с чувством выполненного долга.
Вероятно Тор, будучи боном в далеком прошлом, да и теперь придерживаясь околофашистских идей, приобрел себе не самую лучшую репутацию среди леворадикалов своего района, но если с ним самим они боялись связываться, то видимо решили отыграться на щуплом дрище вроде меня. Однако в тот момент я об этом не думал вовсе.
В тот момент кожу и глаза мне выедало остервенелым жжением. Довольно неприятное ощущение.
Попытки открыть глаза не увенчались успехом, стереть с лица рукавом пальто также не удавалось. По глупости своей, я, почти вслепую, обливаясь слезами, на ощупь добрался до лужи и начал омывать лицо грязной водой, попутно стряхивая с лица бычки, нечаянно попавшие в лицо вместе с водой. Весь двор наверняка пялился на мои нелепые телодвижения. Откуда же мне было знать, что от воды все только усугубится. Это уже позже я узнал, что смывать это лучше молоком, ну или на крайний случай стирать сухими полотенцами и салфетками, а тогда я чуть не заверещал как побитая шлюха от новой порции едкой маски для лица, раздирающей лицо и выжигающей глаза агонией жара. Я истекал слезами, шмыгал носом, как школьник, выхвативший пиздюлей от старшеклассников, отнявших деньги на обеды, дышал как безумец, постоянно пытаясь рукавом стереть с лица порцию острого скраба. Мне это не удавалось, потому я брел в слепую, пытаясь хоть как–то разлепить глаза и найти место прижать зад и отойти.
Люди шарахались от меня в стороны, я видел это сквозь узкие, залитые слезами, щелочки между веками. Наверняка я выглядел словно бутиратчик, словивший бэд трип, размахивающий хаотично руками, натыкающийся на людей, мычащий и передвигающийся зиг–загами. Никто не спешил помогать. Действительно, зачем?
Хотя напавший на меня антифа–боец по сути прав. Я действительно был его идейным врагом, самым что ни на есть злейшим. Даже во времена моего самого активного позиционирования себя как анархопанка, леворадикала и антифашиста – в глубине души, я всегда понимал, что я самый что ни на есть конченный, ортодоксальный, убежденный и фанатичный фашист. Мало того, что меня с детства привлекала вся атрибутика третьего рейха, весь этот антураж, цвета, помпезность, пафос, подача, весь этот идейно–политический мусор. Так, помимо этого, я всегда делил людей на уберменшей и унтерменшей. Сколько себя помню, всегда проводил четкую грань, между биомусором, которого за людей считать и не стоит вовсе, а только принимать за человеческую единицу, товар на рынке труда и потребления. И также выделял настоящих личностей, интеллектуалов, харизматичных, живых, ну и себя я само собой в эту группу заносил, правда, только время от времени.
У кого–то из Стругацких есть занятное эссе на тему фашизма, где автор доступно разъясняет, что есть фашизм и как определить – фашист ты или нет. Конкретики я не помню, но общая суть такова – как только ты начинаешь делить людей на группы, причем выделять их не просто по какому–то отвлеченному критерию, например рост, вес, цвет глаз, размер ноги, без соотнесения с неким единым стандартом, а начинаешь делить всех по принципу лучше–хуже, выносить какие–то нормы, соотносить всех с ними, грубо говоря, начинаешь делить людей на достойных и недостойных, высшую касту и низшую, плебеев и патрициев ну и прпрпр. – вот тут–то ты и попался на фашизме. Таким образом, выходит, что при любом строе и времени общество в самом своем корню было насквозь фашистским и строилось на дискриминационной иерархии, да и вообще, любая иерархия или система – уже есть не что иное, как фашизм. Даже сейчас, если взглянуть, например, вокруг, есть некий образ успешного человека, некий апофеоз мечтаний всех представителей современного общества – чаще всего это такой Патрик Бэйтман, офисный работник, ползущий к светлому будущему, карьере и успеху, скорее всего менеджер, скорее всего разбирающийся в брендах одежды, имеющий определенный ряд пристрастий и хобби, стиль одежды, набор посещаемых магазинов, предпочитаемых марок, круг общения, ценности, идеи, посещаемые сайты и читаемые журналы, трендовые книги и фильмы, определенная марка телефона, определенная операционная система, марка обуви, форма носка туфлей, подворот джинс, картинка на рабочем столе, жесты, мимика, корпоративный стиль, марка автомобиля, предпочитаемые развлекательные заведения и рестораны/кафе, оформление страниц в социальных сетях, форма и дизайн визитных карточек, любимый сорт кофе, предпочитаемая начинка к блинчикам, темы для разговора – все должно соответствовать. На смену майн кампфу – приходит фурфур.мэг, лукэтми, эскваер и менс хелф, на смену форме СС – корпоративные костюмы, рубашки от Брионии и туфели от Джона Уайта, наушники битс, подключенные к последнему айфону, а в ушах только последние релизы самых трендовых и модных исполнителей в этом сезоне. Это четвертый рейх штурбанфюреров в белых воротничках, со своей идеологией, своим офисно–корпоративным фашизмом, со своей борьбой, своей классификацией, они – арийская раса, мы – скот.
У меня же была своя борьба и свой фашизм. Фашизм на основе интеллекта что ли, элитарности, я всегда смотрел на человека и думал «построй я свое государство, свою утопию, поселил бы я этого персонажа в своем Городе Солнца?». У меня был и есть некий стандарт идеального сверхчеловека, с которым я сравниваю всех и каждого, вынося приговоры, отправляя в страту ниже или выше (Питирим Сорокин – тоже фашист, причем самый что ни на есть откровенный идеолог фашизма).
Прости меня, Оруэлл, но диктатура – единственный разумный режим в этом безумном, безумном, безумном мире. Человечество спасут только массовые репрессии и расстрелы, тотальный надзор и контроль, постоянный страх и муштра. Люди ведь не хотят жить свободными, свобода – это очень страшно, это ответственность, это самостоятельность, для этого нужно быть сильным, нужно превозмогать себя, заставлять себя что–то делать, постоянно себя мотивировать, поднимать зад с дивана. Гораздо проще, когда тебя ебут 24*7, приказным тоном вещая, что, как и когда тебе делать, когда ты никто и ничего не стоишь, гораздо проще проживать жизнь по уже заданным стандартам, по уже выданному техническому заданию и функциональным требованиям. Ничего не нужно решать, ничего придумывать, не нужна фантазия, не нужно сознание, не нужен разум, есть инструкция, есть приказ. Людям нужна диктатура, людям не нужна свобода. Люди рабы, их хлебом не корми, дай подчиняться, пресмыкаться, ползать и раболепствовать. Люди хотят, чтобы их освободили от свободы. «Лучше поработите нас, но накормите нас“. «Нет ничего обольстительнее для человека, как свобода его совести, но нет ничего и мучительнее». Потому 80% людей нужно спасти от этого тяжкого бремени, загнать в загоны, кормить как свиней и содержать в уютных хлевах, целый класс послушных эпсилонов, готовых за уют и жилье выполнять любую работу, люди ведь именно так и хотят жить, на деле так и живут – за квартиру и более–менее приемлемую зарплату человек готов терпеть любые унижения, давления, уничижения, оскорбления, ограничения, этот список можно долго продолжать, любой работодатель затыкает своим работникам рты кляпом купюр. Остальные 20% элиты буду вещать и править, задавать тон и пожинать плоды власти и диктатуры. «Будет тысячи миллионов счастливых младенцев и сто тысяч страдальцев, взявших на себя проклятие познания добра и зла». Я не политолог и толков раскидать все это дерьмо не смогу. Скажу одно – хочу, чтобы люди были в подчинении, раболепствовали и пресмыкались, вот и все. И не хуй этим червям свободу давать, ишь чего напридумывали либерализмов всяких.