«Для чего все это? — спрашивал себя Дронго. — Или я изначально обречен на такое существование?»
Гостиницы внушали ему теперь тихую ненависть, а чужие города — раскрытые, но готовые захлопнуться мышеловки — он просто ненавидел.
Несмотря на эти мысли, ровно без десяти девять он спустился вниз и пошел к дому Трампа на встречу с очередным, уже которым в его жизни связным.
Любарский подъехал ровно в девять. Это был чистенький старичок в старомодном костюме, в бабочке и с печальными еврейскими глазами.
— Здравствуйте, господин Фридман, — приветствовал Любарский, когда Дронго сел к нему в автомобиль.
— Добрый вечер. Вы меня знаете?
— Нет, но меня предупреждали о вашем приезде. Я выеду из Манхэттена, если вы не возражаете.
— Тогда не очень далеко. Давайте поедем в Бронкс.
— Только не туда. Хорошо, я покручусь по Манхэттену. Когда вы прилетели?
— Сегодня вечером. Я из Гамбурга. Через пять дней я должен возвращаться в Москву. До этого обязан успеть встретиться с вашим подопечным и переговорить с ним. Он ведь послезавтра уезжает в Лондон. Правильно?
— Да, но возникли трудности, — вздохнул старичок.
— Что-нибудь случилось?
— У нас большие неприятности, мистер Фридман, — шепотом произнес Любарский.
— Конкретнее.
— Вы же знаете, кто сейчас прибывает в качестве эмигрантов. Все, кто хочет легкой жизни. Они думают, что здесь рай.
— У меня мало времени, — невежливо перебил старика Дронго, — объясните, что случилось?
— Последнюю партию наших эмигрантов в прошлом году встречал я лично. Среди приехавших оказался Лева Когановский. Это бывший валютчик и фальшивомонетчик. Он сидел в тюрьме два раза, но его почему-то выпустили из СССР, тогда еще был Советский Союз. И вот такого человека они решили отпустить. Не знаю почему, но они поверили ему. Вы знаете, что такое еврейская мафия? Это мафия, состоящая из русских евреев. В этой стране триста лет жили евреи и не было никакой мафии. Но как только приехали советские евреи… Вы понимаете, о чем я говорю?
— Не совсем. Что конкретно случилось?
— Что может случиться? Этот Лева Когановский организовал банду рэкетиров, так, кажется, говорят в России? Приехав сюда, он начал шантажировать многих, в том числе и Бетельмана. Того самого, который должен иметь с вами беседу. Я сам рекомендовал поговорить с этим человеком. Мне он показался исключительно надежным. А ему просто не дают прохода. Лева потребовал, чтобы в течение двух суток Семен Бетельман выплатил ему деньги. Чтобы еврей брал деньги у еврея, более того, вымогал их? Такого я не помню в своей жизни, — возмущенно произнес Любарский.
— А если это подставка? Если Когановский проверяет Бетельмана по просьбе, скажем, американцев?
— Тем хуже. Мы же срываем всю операцию. Бетельман должен увидеться с вами завтра. И вы попытаетесь с ним поговорить. Но этот бандит все испортит. Мы же не можем обратиться в полицию. Просто нет времени.
— Вы не ответили на мой вопрос. Это не Могло быть специальным заданием ЦРУ или ФБР?
— Конечно, нет. Кто же не знает Леву Когановского? Он шантажирует всех врачей Бруклина.
— Почему вы не обращались в Центр?
— Мы обращались. Нам посоветовали не заниматься глупостями. Там, в Москве, не понимают, как это серьезно.
— Ясно. Что теперь хочет ваш местный «Аль Капоне»?
— Денег. Он узнал, что у Бетельмана брат — миллионер в Лондоне, и теперь вымогает деньги. Якобы на открытие собственного дела. Любой скандал может привлечь внимание к Бетельману и испортить всю операцию.
— Хватит, — зло оборвал Дронго, — вы можете достать пистолет?
— Господи, — ахнул старичок, — только этого не хватало.
— Слушайте, Любарский, — жестко сказал Дронго, — за шпионаж в пользу России вы можете получить девяносто девять лет тюрьмы, а за убийство вымогателя в лучшем случае пять.
— Я знаю, — тихо проговорил Любарский, останавливая машину. — Вам, наверное, сказали, почему я работаю с вами? Мой сын) полковник КГБ. Это очень смешно, правда? Еврей — полковник КГБ. Но он работал всю жизнь в разведке. И здесь никто не знает, что у меня есть сын от первой жены. Даже моя вторая супруга. Она ни о чем не догадывается. Поэтому я помогаю вам.
— Я же не прошу убивать Когановского. Мне только надо найти пистолет.
— Когда?
— Утром в шесть часов. Встречаемся в Бруклине. Я приеду на такси. Вы знаете ресторан на Оушн-авеню, в самом начале улицы, у станции метро?
— Да, знаю.