— Можно обратиться к журналистам, — предложила Мурсаева. — У меня много знакомых…
— Только не это, — хмуро возразил Ивашов, — вы знаете, как у нас относятся к подобным вещам. Если обратился к журналистам, значит, ты против власти. Выходит, тебе нельзя доверять. Такие вещи у нас не прощают.
— Именно поэтому и не прощают, — сказал Дронго, — что вы всегда чего-то боитесь. Боитесь оказаться не в той команде, боитесь прослыть «чужаками», боитесь испортить отношения с чиновниками. Они нагло закрывают дело, которому вы отдали часть своей жизни, а вы пишете письма с жалобами в арбитраж, надеясь, что вас услышат.
— Вы хотите, чтобы я взял ружье и пошел кого-нибудь стрелять? — спросил Ивашов. — Вы на это меня толкаете? Но я так не могу. Это не мой метод.
— Неужели ваши акционеры так спокойно реагируют на закрытие фирмы?
— Какие акционеры? — переспросил Ивашов. — Я могу вам показать последний список акционеров. Двадцать пять процентов плюс одну акцию Салим заложил в банк, чтобы взять кредит. Пять процентов были у Авдеечева и сейчас должны перейти к его наследникам. Пять процентов у меня. Еще разная мелочовка. Пять процентов имел один пивовар, земляк нашего Мурсаева. Правда, часть акций была у государственной нефтяной компании. И они скупали их у различных мелких держателей. Насколько я знаю, они имели уже до двадцати процентов акций. Но на большее не могли претендовать. Остальные акционеры им ничего не продавали.
— Я не понял, — вдруг сказал Дронго, — вы говорили, что государственная нефтяная компания ОНК конкурирует с вами. А сейчас выясняется, что у них есть двадцать процентов ваших акций? Как это возможно?
— В нашей стране все возможно, — усмехнулся Ивашов, — все, что хотите. Хотя такое возможно и в любой другой стране. Зачем разорять конкурента, если можно купить его компанию? Это называется бороться по-капиталистически. А когда нас давят налоговыми проверками и отказываются без вразумительных объяснений поставлять нефть, то это уже борьба по-социалистически. Хотя какая нам разница? В общем, ОНК владеет двадцатью процентами акций, и слава богу, что у них нет контрольного пакета.
— Но двадцать пять процентов плюс одна акция заложены в банке, — напомнил Дронго, — и если ОНК перекупит ваш долг, присоединив к нему пять процентов, то они автоматически станут владельцами «Прометея»?
— До этого дело не дойдет, — уверенно сказал Ивашов, — пять процентов акций есть у меня, у нашего друга-пивовара, у семьи Юры Авдеечева и еще у одной компании. И никто из нас не собирается рисковать своим пакетом акций. Мы все уверены, что «Прометей» еще себя покажет. Я говорил с женой Авдеечева, она категорически отказывается продавать акции.
— В таком случае остается пожелать вам удачи, — пробормотал Дронго, — и дайте мне телефон семьи Авдеечева.
— Зачем это вам нужно? — удивился Ивашов. — Прошло столько времени после его смерти. Уже четвертый месяц.
— Вдруг понадобится, — сказал Дронго. — Говоря вашими словами, два убийства подряд так просто не бывают. Значит, кто-то был заинтересован в этих убийствах. И вы посмотрите, какая география. Салима Мурсаева убили в Париже, а его друга застрелили в Сыктывкаре. Странно, что они решились на такое преступление в столь маленьком городе.
Ивашов вздрогнул, посмотрел на Дронго и покачал головой.
— Вы опасный человек, — сказал он, — боюсь, что у Эльзы будут с вами проблемы.
— Наверно, — согласился Дронго, — именно поэтому она и попросила меня заняться ее делами.
Глава 5
Когда они вышли из здания компании, был уже полдень.
— Вот видите, — сказала Мурсаева, — мы ничего нового не узнали. Ни дома у Аллы, ни здесь, в компании. Я была права. Нам нужно сразу лететь в Париж и искать там исчезнувшего Сафиева.
— Нет, — возразил Дронго, — сначала мне нужно отправиться в Сыктывкар.
— Куда? — изумилась она. — Вы это серьезно? В какой такой Сыктывкар? Только этого мне не хватало. И вообще я не понимаю, зачем нам туда ехать, — в сердцах сказала она.
— Женская логика меня иногда поражает, — пробормотал Дронго, — в Париж у вас есть время лететь, а в Сыктывкар вы не можете.
— Я могу как-то объяснить свою поездку в Париж, — пояснила она, — наш журнал — всего лишь русский вариант известного французского издания. Поэтому насчет Парижа никаких лишних вопросов не будет. К тому же, я думала, вы знаете, чем отличается Париж от Сыктывкара.
— Знаю. Но вы плохо меня слушаете. Я не говорил, что мы поедем в Сыктывкар вместе. Я отправлюсь туда один.