В комнате для допросов ждала Олеся Бачиньская. Рядом с ней находился переводчик. Саймонс и Конелли вошли к ним вместе с Дронго и Нащекиной. За прозрачной стеной двое операторов записывали все происходившее на видеокамеры, но Дронго и его спутница старались не обращать внимания на эту зеркальную стену.
— Госпожа Бачиньская, — торжественно начал Конелли, показывая на новых для нее людей, — эти двое экспертов прилетели из Москвы, чтобы помочь вам обнаружить убийцу. Вы можете отвечать на их вопросы, пользуясь услугами нашего переводчика, если чувствуете, что вашего английского недостаточно. Итак, начнем наш разговор. Вы согласны?
— Да, — кивнула Олеся. Она с интересом разглядывала новые лица. Ей было не совсем понятно, почему к ней в Чикаго приехали эти русские эксперты. Хотя мужчина был больше похож на итальянца.
Нащекина посмотрела на Дронго. Они с самого начала условились, что допрос будет вести именно он. В конце концов, именно он выдвинул версию о том, что Бачиньскую искали по каким-то другим, невыясненным причинам.
— Здравствуйте, пани Бачиньская, — начал Дронго, — я хотел бы задать вам несколько вопросов. Прошу вас не нервничать и отвечать на них как можно более спокойно. Если вы что-то не вспомните, ничего страшного. Насколько мне известно, вам показали пленку, на которой зафиксирован убийца вашей родственницы. Вы его раньше когда-нибудь видели?
— Нет, никогда, — ответила она. — Я вообще не знаю, почему он хотел меня убить.
— Вот это мы и постараемся узнать, — пояснил Дронго. — Может, вы раньше слышали его голос?
— Нет. Я бы запомнила. Но, по-моему, он не американец. Говорил с акцентом. Скорее, болгарин или румын.
— Может, украинец или молдаванин?
— Да, возможно. У молдаван и румын похожий язык?
— Одинаковый. Скажите, пани Бачиньская, как вы считаете, почему он пришел именно к вам?
— Я не знаю… — Она неуверенно взглянула на Саймонса и Конелли. — Я сама ничего не понимаю.
— И кто-то напал на ваш офис в Брюсселе. Вы об этом слышали?
— Да. Я прочитала в газетах. Такой ужас! Их всех убили.
— Вы не замечали в последние дни перед отъездом в Чикаго чего-нибудь подозрительного?
— Нет, ничего.
— Вы давно работаете с паном Дзевоньским? Неужели не замечали ничего странного?
— Он хороший человек, — не совсем уверенно произнесла Олеся. — Кстати, а где он сейчас?
— Отдыхает где-то на Востоке. — Дронго заметил, как внимательно слушает их разговор Конелли. Американцы подозревали в его вопросах какой-то подвох. Наверняка будут потом анализировать и изучать каждое прозвучавшее слово.
— Он меня спас, — напомнила она.
— Я знаю. — Рассказывать о том, что Дзевоньский находится в Москве и позвонил только потому, что ему разрешил это сделать Машков, было нельзя.
— Он мой хороший друг, — соврал Дронго, — но я прошу вас вспомнить. Может, вы все-таки замечали что-то странное. Или слышали что-то такое, что вызвало у вас удивление. Вспомните. Этим вы поможете пану Дзевоньскому. Или пану Тадеушу Марковскому, если называть его настоящим именем.
Конелли чуть нахмурился. Он явно слышал это имя не впервые. Олеся чуть изумленно посмотрела на Дронго. Она помнила, что нельзя называть шефа настоящим именем. И не сообщала этого имени даже в полиции Чикаго. Хотя судя по поведению Конелли, они уже давно выяснили, кто именно скрывается под именем пана Дзевоньского. Но если Дронго знает настоящее имя шефа, то возможно, он действительно его друг?
— Он очень хороший человек, — тихо повторила Олеся.
Саймонс шумно вздохнул. Он с самого начала подозревал, что ее с шефом связывают романтические отношения.
— Я не сомневаюсь. И все-таки вспомните, возможно, были какие-то обстоятельства, какие-то случаи, которые вызвали у вас удивление. Поймите, это нужно для того, чтобы помочь пану Тадеушу.
— Помочь? — Она неуверенно посмотрела на Дронго. Потом на Саймонса и Конелли.
Все наблюдали за ее реакцией.
— Погибли ваши друзья в брюссельском офисе, — напомнил Дронго. — Мы должны найти тех, кто это сделал.
— Да, — она задумалась. — Однажды в Шарлеруа нам позвонили и сообщили, что убит банкир Йозеф Прейс. — Олеся не стала говорить, что Дзевоньский предложил позвонившему получить деньги в Амстердаме. Он ведь просил об этом никому не рассказывать. А об убийстве она может сказать — о нем тогда написали все газеты.