У своего дома даже остановиться не подумал. Дальше пошел, словно и не жил здесь никогда.
— Равиль, сынок, ты куда это? — вдруг окликнула его худенькая женщина в пестром платочке, только что выскочившая из-за калитки. — Давай, домой пошли. Опять забыл, куда идти? Бедненький мой…
А тот вроде и не слышит. Головой по сторонам смотрит и дальше идет. Точно про свой дом забыл. Дурень, он и есть дурень.
— Равиль! Ну, куда ты собрался? Вот же наш дом…
Женщина тяжело вздохнула. Не первый раз уже такое случалось. Все время ее сынок в облаках витает, ничего не слышит, толком не говорит. Когда такое случается, совсем с ним сладу ни какого не бывает.
— Сынок?
Она встала перед ним, осторожно потянув за рукав в сторону дома. Звала не громко, ласково. Старалась не напугать его, а то уж больно он у нее пугливый вырос. Совсем, как маленький зверек себе вел. При чужих больше двух слов никогда не говорил. Вообще, старался на других не смотреть, словно их и не было рядом…
— Пошли, пошли, домой.
Словом, совсем с ним не просто. А ничего не поделаешь. Ведь, одна с ним мыкается. Пока был жив муж еще ничего было. Он в колхозе работал с утра и до ночи, она с ребенком сидела. Потом же совсем тяжко стало. Маленького Равиля без присмотра не оставить, а с ним много не наработаешь. Оттого она и мыкалась на временных, да подручных работах.
— Вон наш дом. Видишь, соломенную крышу, сирень внизу растет? — женщина осторожно взяла его за рукав и потянула в сторону их избенки.
Сейчас сын хоть и вырос, все равно у него соображения больше не стало. Все молчит, в облаках витает. Спросишь, а он как воды в рот набрал. Кто знает, что у него на уме?
Риивал, дроу из благородного дома До’Урден / Равиль, сельский дурачок
Новый мир оказался чужим, непохожим на его собственный. Все вокруг было непривычным, незнакомым, будоража его чувства и заставляя держаться настороже. Ривал с неимоверным трудом сохранял спокойствие, заставляя себя идти медленно, естественно, не дергая по сторонам головой.
— Темная госпожа, сколько же здесь людишек, — кривился дроу, давя в себе боевой клич. — И эти мерзкая вонь со всех сторон…
Остро пахло навозом, к запаху которого еще примешивалось что-то резкое, тошнотворное. Воздух вокруг него наполняли громкие раздражающие звуки: люди подзывали коров, истошно блеяли овцы, заливались лаем собаки, за забором что-то тарахтело, испуская сизый дым. Это была какая-то безумная какофония звуков, ничем не напоминавшая благословенную тишину его родного Азарота.
— Как они только все это терпят?
На него накатывала волнами тошнота, заставляя судорожно вздыхать. Приходилось идти еще медленнее, чтобы прийти в себя.
— О, идово отродье! — у одного из дворов прямо к нему подскочила небольшая собачонка и залилась истеричным лаем. — Пошла прочь, мерзкая тварь!
Риивал в этот самый момент едва сдерживался, чтобы не выпотрошить это паскудное животное. Нож сам собой скользнул из рукава в его руку, словно просясь в дело. Оставалось лишь схватить лающее отродье и одним движением вспороть ему брюхо, а его сизые потроха возложить на походный алтарь Темной госпожи. Дроу-охотники всегда так делали в дальних вылазках, вознося хвалу Благословенной Ллос. А сколько хороших следопытов сгинуло из-за этих тварей, которых эльфы во множестве держали на сторожевых заставах, не счесть…
— Иди-ка сюда…
Но блохастое четвероногое, словно прочитав его мысли, тут же со скулением рвануло от него прочь. Испуганно подвывая, собачонка со всего размаха забилась в какую-то нору, где и затихла.
— Равиль⁈ Duren чумородный! Ты что с моей psinoj sdelal? Совсем оборзел, пенёк с глазами? — от забора приближался, похоже, хозяин этой мерзкой собачонки. Пузо торчит из под рубахи, хмурит рот, и смотрит, как на грязь под ногами. Что-то кричит, а что, толком и не разберешь. Часть слов понятна, а часть — нет. — David v subi ne poluchal?
И прет на Риивала, не останавливаясь. Пузо вперёд вывалил, словно задавить хочет. Чувствовалось, и не остановится.
— Что, сучонок, некому поучить тебя уму-разуму? Я поучу!
Толстяк демонстративно засучил рукава, показывая, что сейчас покажет, где раки зимуют. Широко размахнулся, рука аж за голову ушла. Мол, сейчас как вдарю, по самые уши в землю войдешь.
— Я же тебя, как таракана прихлопну, и следа не останется! — прищурился пузан, готовясь дать парнишке подзатыльник. — Совсем обнаг…
Но дроу и не думал такое терпеть. В жизни такого не было, чтобы какой-то жирный кожаный мешок на него поднимал руку.