— Хоу, — резко выдохнул Риивал, бросая первый камень. Воздух угрожающе загудел, когда следом в воздухе оказались второй, третий, четвертый камни.
Сомнений не было, конечно, же попал. Даже самый последний ребенок темного племени не промахнется с такого расстояния. И в самом деле его ждали крупные четыре тушки. Самых мелких зайчат он и не думал трогать.
— Хорош-ш-шо, — прошипел Риивал, вставая на одной колено. — Первая жертва в твою честь, Темная госпожа.
Жаль, нет времени и возможности все сделать по древним законам. Об алтаре, сложенном из красного гранита, и жертвенном кинжале с по-особенному изогнутым лезвием можно было только мечтать. Но, Темная госпожа, поймет и простит. Ведь, его сегодняшнее положение сродни тому, в котором оказываются дроу в дальних вылазках. Там они вынуждены довольствоваться лишь немногими приготовлениями.
Риивал резко взмахнул ножом, вскрывая самую крупную тушку и поднимая ее в сторону Луны, что было совсем не случайно. Свет Серой соседки священен, ибо угоден Благословенной Ллос. В подземельях дроу Луна не частая гостья, оттого и жертва, омытая в ее свете, особенно ценна.
Багровая кровь тонкой струйкой потекла вниз, образуя лужицу под ногами. Тушка отброшена в сторону, а палец уже кровью рисует на руке священный символ паучьей королевы, символ Благословенной Ллос.
— Вторая жертва в твою честь, Темная госпожа.
Все повторилось в точности, как и до этого. Сильный взмах ножом, с чавканьем вывалились потроха и хлынула кровь. На руке дроу появился новый символ, а темная богиня получила еще одну капельку жизненной силы.
— Третья жертва…
В дом Риивал вернулся лишь под утро. Первые лучи солнца едва выглядывали из-за верхушек деревьев, а он уже щурил глаза. Не сказать, что ему было больно, как истинному дроу, жителю подземелий и мрачных гротов. Скорее по привычке щурился.
Повесил выпотрошенные тушки на столб у крыльца и скользнул в дом.
— … Я буду ждать, Темная госпожа, — с фатализмом прошептал Риивал, понимая, что его ожидание может затянуться на долгое, очень долгое время. — Месяцы, годы… Я буду ждать твоего возвращения…
Рабочий поселок Торбеево
Опорный пункт милиции
Жара. В опорнике были открыты настежь дверь, окна. Все равно не помогало. Воздух обжигал, не хуже кипятка.
Капитану Извекову, мужчине тучному и в возрасте, приходилось особенно тяжко. Немилосердно потел, давление прыгало, отдышка мучила. Правда, сейчас его заботила отнюдь не милосердная жара, а нечто совершенно другое, связанное с его родственником, Наджипом Кудяковым, председателем колхоза из села Сургодь.
— … Наджип, братка, ты в своем уме? Сомай что ли в своем колхозе перепил? Кто в здравом уме дурака на фронт отправит? Это же подсудное дело!
Милиционер смотрел на двоюродного брата, сидевшего напротив, и недовольно принюхивался к родственнику. Неужели тот спьяну такое несет? Наджип, конечно, выпивал, но чтобы до белой горячки такого еще не было. Подумать только, предложил сельского дурачка записать, как своего сына, и отправить в действующую армию. Это же уму непостижимо!
— Ну-ка, дыхни!
Родственник с хитрой улыбкой дыхнул, заставив капитана отшатнуться от тошнотворной вони. Если брат и выпивал, то это было уже давно. Зато чесночной колбасой разило так, что не дай Бог каждому.
— Не пил, — удивился Извеков, почесывая подбородок. — Тогда что это за бред? Давай-ка, выкладывай все, как есть. Только не темни мне, а то наслышан про твои делишки.
За родственником, и правда, водилось много чего такого, о чем чужим лучше и не слышать. Капитан знал и про приписки с урожаем, и про махинации с запчастями для тракторов в машинотракторных станциях, и про завышенные выплаты по трудодням, и про многое и многое другое. Естественно, со всем этим он «помогал», а как иначе? Как родному человечку не порадеть?
— Ну?
А сегодняшние делишки у родственника были совсем уж неприглядные, оттого капитан Извеков и пребывал в растерянности.
— О каком таком уголовном кодексе ты говоришь, Илдар? Все будет по закону. Главное, по-хорошему бумаги оформить, как ты умеешь. Помоги, по-родственному, — Наджип заговорщически подмигнул милиционеру, заставив того поморщиться. А кому понравиться, когда напоминают про твое участие в противоправных махинациях? Конечно, никому. — Понимаешь, братец, никакой он ни дурень. Они с матерью всем голову морочили, чтобы их жалели, помогали. Мол, сынок у меня болезный, оттого и работу мне дай полегче, зерна выпиши побольше.
Но капитан недоверчиво качал головой. Ни единому слову не верил. Ведь, не раз и не два слышал про Равиля, сельского дурачка, который к восемнадцати годам ни читать, ни писать, ни даже говорить толком не умел.