— Налью, ага! Ха-ха-ха! Ремень только ослаблю и налью. Ха-ха-ха! Пусть подставляет! Ха-ха-ха!
К их удивлению, женщина, ничуть не испугавшись, спокойно встала и пошла к ним. И не было ни криков, ни плача, ни ругательств и проклятий. Словно, она всю жизнь только и ждала этих прокуренных, побитых жизнью урок, только-только вышедших по амнистии и решивших «попытать счастья на фронте».
— Гвоздь, вот это цаца! Только нас и ждала! Прошу, мадама, пройдемте в мой номер! Ха-ха-ха! — главный, крепкий боец с лысой башкой и выдающимся вперед кадыком, дурачился, подавая ручку и показывая на дальний конец вагона. — Чичас мы с вами получим удовольствие. Гвоздь! — перед уходом лысый кивнул на оставшегося на месте сержант. Гвоздь жадно облизнулся и понимающе развел руками. Все и без слов ясно: он присмотри за этим «обосравшимся» воякой пока его кореш развлекается, а потом и сам. — Бди…
Но прошло какое-то время, и Гвоздь забеспокоился. Начал непонимающе дергать головой, несколько раз вглядывался в конец вагона. Что-то уж застряли там его кореша. Не по понятиям получается: они нам уже битый час развлекаются, а он тут «вонючие портянки в вагоне нюхает».
— Ты, солдатик, сиди и не рыпайся. Понял меня? — показал финку с наборной ручкой, оскалился, дохнув тошнотворной вонью из рта. — А я корешков проведаю. Не боись, фраерок, мадаме привет передам. Гы-гы-гы…
Поднялся, и насвистывая что-то невнятное, скрылся в проходе. И опять все стало тихо.
Сержант же сидел, как и сидел, даже не пытаясь подняться. Казалось, его, вообще, ничто не волновало.
Когда же в проходе раздались шаги и появилась его спутница, лениво мазнул по ней взглядом, и снова уткнулся в окно. Женщина же села на свое место и принялась вытирать платочком руки. Испачкалась, похоже.
Хутор Песочное близ Кубинки, расположение 101-го стрелкового полка 32ой Краснознаменной стрелковой дивизии
1 декабря
Блиндаж. Несмотря на тридцатиградусный мороз снаружи внутри было тепло, даже жарко. Весело потрескивали поленья в огне разгоравшейся буржуйки. Полковник Захаров, склонившийся за картой, уже давно снял полушубок, оставшись лишь в одной гимнастерке. Тонкий шарф с горла, правда, так и не снял. Опасался, не оправился еще с болезни.
— И все-таки не нравится мне все это шевеление, — бормотал он, снова и снова водя карандашом по позициям своего полка. — Выдюжим, конечно, но сколько еще?
Немец последнюю неделю пёр вперед, как сумасшедший. Бросал в бой пехоту, бронетранспортеры, танки, не считаясь ни с какими потерями. А его 101-ый полк ведь держал самое, что ни на есть, танкоопасное направление. Тут место ровное, как доска. Их оборону пройди, и катись себе до самой Москвы.
— Вроде и закопались, как кроты. Ходов нарыли столько, что дивизию укрыть можно, а еще место останется. Черт, а все равно тошно…
Тревожно было и от неизвестности. Последние дни в воздухе витали странные слухи, которые никто толком ни опровергал, ни подтверждал. С одной стороны, комдив на каждом из совещаний «долбил», что у немца на их участке сконцентрированы сильные резервы, которые он только-только собирается вводить в бой. Где-то там за линией фронта «прячется» не меньше двух танковых батальоном. Огромная сила по меркам их обессиленной дивизии. Если нанесут неожиданный удар, то смело можно похоронки на всех писать.
С другой стороны, при штабе начали осторожно «болтать» о наступлении. Вроде бы даже были тому некоторые свидетельства. Кто-то где-то уже свежие сибирские части видел, слышал про целые эшелоны новейших танков. Хотелось во все это, конечно, верить, но опасно. Успокоишься, варежку разинешь, и все, каюк!
— Пошарить бы на той стороне, — Захаров задумчиво уставился на гудевшую буржуйку. — Вдруг что-то заметят. Хоть какая-то ясность будет…
К сожалению, с разведкой было туго. За месяц почти непрерывных боёв от полковой разведки остались «рожки да ножки». Одни на время выбыли по ранению, другие — по смерти навсегда. В итоге, в расположении полка остался «зеленый» младший лейтенант на должности командира разведвзвода и пара бойцов-старожилов только-только после госпиталя. Ставить им какую-то серьезную задачу, только на верную смерть посылать.
— Хм, вспомнишь тут Лешего…
Сам не ожидая от себя, вспомнил сержанта Биктякова, прозванного Лешим. За этот неполный месяц столько «воды утекло», что странный сержант казался уже размытой, полузабытой фигурой, словно его и не было вовсе.
— Сгинул поди, чертяка… Эх.
Взгрустнулось. Каким бы не был ершистым и с «тараканами», сержант всегда был надежным, как скала. На него в любом деле можно было положиться. Только поставишь задачу, а он уже на задание уходить собирается. Кажется, что в радость ему за линию фронта ходить и свою голову под пули подставлять.