Это было странное ощущение связи маленького, крошечного с чем-то большим, огромным. Сродни той неощущаемой связи между пчелами и их королевой-маткой, призыв которой невозможно не слышать и не выполнить. В Зове не было осознаваемой понятности и логичной ясности, с которой сам объясняешь свои поступки и мысли. Было лишь долженствование, пронизывающее каждую клетку организма и заставляющее поступать так, и никак иначе.
— Госпожа, — еле слышно шептали его губы. — Я слышу…
Спал одетым, поэтому уже через мгновение был в траншее. Несколько раз дернул головой по сторонам и, не раздумывая, рванул в сторону леса. Зов не оставлял время для раздумий.
— Иду…
Эту часть траншеи Риивал почти пробежал. Одним махом перемахнул через бруствер и скатился по ледяному склону в овраг, где уже собирались другие. Для Зова не было расы. Любой, кто посвятил себя Темной госпоже, его слышал и чувствовал.
— Учитель, — Риивалу кивнул худой сержант-артиллерист, сидевший на поваленной взрывом березе.
— Учитель, — с другой стороны из темноты шагнула крупная фигура ротного, настороженно оглядывавшегося по сторонам.
— Учитель… Учитель… — с разных сторон раздавались все новые и новые голоса. Бойцы, командиры, принявшие учение дроу, шли на Зов своей богини. — Учитель… Учитель…
Риивал продолжал кивать, вышагивая от дерева к дереву и видя все новые и новые лица. Зов постепенно стягивал всех, кто принял завету дроу и стал частью темного племени.
— Скоро начнется… — тихо прошептал Риивал, с наслаждением втягивая ноздрями морозный воздух. — Скоро…
Это был не просто призыв, а призыв к Темной жатве, массовому священному жертвоприношению во имя Благословенной Ллос, в которой принимали участие все дроу, от мала и до велика. Следы прошлых ритуальных гекатомб не забывались десятилетиями, сохраняясь в памяти врагов в виде сожженных дотла сел, поселков и городов, разоренных областей, где годами заново боялись селиться люди. В его родном мире о Жатве люди боялись даже говорить вслух, чтобы не накликать гнев своих и чужих богов. Эльфы же ежегодно рассылали сотни шпионов, чтобы заранее узнать о дне ее начала.
— Скоро…
Пошла новая волна. Застывшие в ожидании бойцы и командиры вздрогнули и, словно по команде, развернулись в одну сторону. Дернувшись, Риивал повернулся туда же.
Все, как один, почувствовали, приход Темной госпожи. Мышцы затрепетали, сковывая напряжением фигуры. Глаза горели фанатичным огнем. Скажи бросится в колодец, сделают, не раздумывая.
Женская фигура вынырнула из-за деревьев неожиданно. Темнота за ее спиной клубилась, словно непроницаемый туман, стелилась по снегу, рваными лохмотьями обхватывая деревья. Казалось, рядом с женщиной неуловимо шевелились тонкие паучьи лапки, а сама она напоминала… Но это, похоже, лишь казалось.
— Дети мои, — тихий грудной голос звучал так, словно она находилась среди них. — Дети Ночи, возрадуйтесь… Пришло время Темной Жатвы, время плача и страдания ваших врагов…
С ее словами зов стал еще сильнее. Некоторые из бойцов и командиров не выдерживали, начиная трястись от Жажды. Их потряхивало с такой силой, что руки, ноги ходили ходуном.
Риивал держался, но с трудом. На губах уже появился отчетливый вкус крови, словно он прикусил губу. Верный признак усиливавшейся Жажды.
— Идите за мной, дети Ночи, и пусть ваши враги проклянут тот день, когда пришли к вам, — женщина кровожадно улыбнулась, тонкий язычок мелькнул между зубами и сразу же скрылся. Ее тоже терзала Жажда и ее желание передавалось и остальным. — Да, начнется Темная Жа…
Последнее слово не успело слететь с языка богини, а первые фигуры уже сорвались с места. Не произнося ни слова, в полном молчании, они рванули вперед, в сторону реки, прямо за которыми искривленной лентой тянулись немецкие траншеи.
Побежал и Риивал, не разбирая дороги, сбивая с пути невысокие деревца. Стремглав выскочил из леса и в момент скатился по крутому берегу прямо на лед.
Впереди виднелась чья-то фигура, уже копошившаяся у того берега. Слышалось тяжелое хриплое дыхание, его обгоняли слева и справа, поджимали сзади.
Хутор Песочное близ Кубинки, позиции 292-й немецкой дивизии
Странное зрелище…
Немецкие часовые, что, притоптывая от сильного мороза, вышагивали по траншеям, вдруг застывали без всякого движения. Только что бодро ходившие про прорытым в мерзлой земле ходам, они резко останавливались.
Вот пулеметчик, повязавший поверх суконной шапки вязанный женский платок, начал клевать носом. Его с такой силой потянуло в сон, что не было никакой возможности сопротивляться. Он несколько раз дернулся, но так и уткнулся носом в приклад оружия. Тихо засопел.