Мальчишки быстро переглянулись и тут же довольно загалдели. Занятие что надо! Глуповатого паренька, что за еду пас сельское стадо, они часто шпыняли, всякий раз изобретая все новые и новые шутки. Один раз всего в грязи вываляли, с ног и до головы. Вылитый черт оказался. Смеху-то потом было, когда тетки у околиц дурным матом визжать начали. В другой раз овцу спрятали в кустах, а ему сказали, что ее течением унесло вниз по реке. Дурень тут же бросился бежать вдоль речного русла, чтобы пропажу отыскать. Словом, им точно не скучно будет. А дурню так и надо — он ведь дурак.
У сельского дурачка, правда, имя имелось. Равилем мама при рождении назвала. Но редкий человек его так звал. Все больше Равой называли или просто дурнеем.
— Пошли… А что сделаем?
— Может сонного в реку кинем? Он же жутко воды боится. Так визжать начнет, что обхохочешься. Поди в штаны от страха наделает…
— Лучше навоза ему в котомку с едой накидаем. Представляете, соберется перекусить, сунет в мешок руку, а нам коровьи лепехи! Ха-ха-ха-ха!
— Нет, зачем еду портить⁈ Лучше я ее съем, — скривился один из них, полный мальчишка в засаленной рубашке и мятых штанах. Сам он из большой семьи, где кроме него еще семь ртов, оттого ходил вечно голодным и все время искал, чтобы съесть. Вот и сейчас даже покраснел от того, что еду могут испортить. Облизнулся, глаза заблестели, похоже, уже представлял, как съест какую-нибудь вкуснятину. — А лепехи в него кинем. Слышите?
— Чего раскудахтались? — лениво бросил Айтуган, молчавший до этого. Он всегда так делал: сначала все скажут, а потом он закончит. Так его еще отец, председатель колхоза, учил. Мол, за тобой, сынок, если хочешь стать важным человеком, в любом споре должно быть последнее слово. Вон парень так и старался делать. — Мы у него портки и рубашку на ленточки порежем. Пусть стадо в село голым гонит. Дурак же прикрываться даже не будет. Так и будет сверкать задницей и яйцами. Настоящая умора будет…
И вот всей гурьбой они уже бросились по дороге. Двое, самый шустрые, впереди бежали, чтобы первыми жертву увидеть. В середке быстро шагал Айтуган с братом, таким же крепышом с черной шевелюрой. Позади пылили еще двое. Толстяк, обливаясь потом, ковылял последним.
— Нашли! Точно дрыхнет! — убежавшие вперед пацаны остановились у раскидистой ивы, став размахивать руками. К себе остальных звали. — Сюда! Только тише, а то разбудим.
Вскоре вся компания оказалась на месте. Тот, кого они искали, и правда, обнаружился в теньке в куче травы. Видно было, что здесь он не первый раз обретается. Худенький парнишка свернулся в клубочек и негромко посапывал. Охапка подсохшей травы укрывала его с головой, словно одеяло. Правда, ноги не помещались, грязные пятки из травы торчали.
— А дурень, хорошее место нашел, — присвистнул Айтуган, удивленный таких убежищем. Больно уж хорошо все было устроено. Можно даже сказать, что устроено с умом, да как-то язык не поворачивался. Ведь, это все слабоумный сделал. — Здесь не дует, от дождя ветки дерева закроют. Травы даже нарвал, чтобы мягче было.
Толстяк, прибежав после всех, сразу же сунулся к мешку с припасами. Сопя от жадности, развязал узел и чуть не с ушами влез внутрь.
— Смотри-ка, бялеш с картошкой положили! — найденный кусок картофельного пирога, он тут же запихал в рот. Давясь, роняя крошки, стал вытаскивать остальное. — Яйца… Лук… О, казы![2]
Хотел было спрятать за пазуху, но получил пинка от кого-то из товарищей. Пришлось поделиться.
— Хватит жрать! Держите его! С рубахи начнем.
И на спящего тут же всей гурьбой набросились. Шипели, кричали, с азартом хватая жертву за руки и ноги. Тот, конечно, отчаянно брыкался, царапался и даже кусался, но все без толку. Слишком уж неравными были силы.
— Сука, укусил! — возмущённо вскрикнул толстяк, сразу же засунувший окровавленный палец в рот. — Больно-то как! Урод, до крови прямо…
Скрутили пастуха, как барашка на закланье. Один прямо на ноги сел, чтобы не брыкался. Еще двое руки в стороны тянули. Айтуган жерубаху резать собрался. У него одного был нож, настоящий складник с разными лезвиями, чему кстати все остальные люто завидовали.
— Как знал, вчера хорошо заточил. Острый, острый, — широко улыбаясь, брюнет махал ножом перед глазами жертвы. Из стороны в сторону, а у того только жутко расширившиеся глаза бегали. Ясно дело, испугался. — Лучше держите, а то пырну его ненароком.
Перехватил нож поудобнее и резко потянул на себя ворот рубахи. Осталось только рубануть по сильнее ножом, что целый лоскут отхватить.