— Вы меня слышите? Семен!
— Да, — Терехов очнулся от мыслей и оторвался от созерцания пышной груди голубоглазой блондинки.
— Я, конечно, понимаю, что… черт… Но я не могу ждать до утра, у меня в доме телефон, мне будут звонить, там…
— Муж?
— Что?
Семену было важно знать, кто будет звонить булочке. Как-то не очень хорошо сдавило в груди, стало жарко, он наконец снял с себя свитер, оставшись в одной камуфляжной майке.
— Звонить, кто будет, муж?
Если она сейчас ответит, что муж, то он лично отведет ее к дому, отдаст ключ и забудет, как звать. И Семену будет плевать, поссорились они, в свободных отношениях — гнидой, как некоторые, Терехов не был и не будет никогда.
Трахать чужих, пусть и шикарных баба с закидонами он не будет.
Не его это дело, и не вправе он кого-то судить, но нет, чужой женщины, какой бы она ни была, ему не надо. Хотя об этом нужно было спрашивать и думать раньше.
— Нет! Какой муж? Нет у меня мужа. Мама звонить будет, — Сима ответила так, словно ее оскорбили.
— Мама — это хорошо. Позвонишь с моего телефона, давай приступай, а я баню затоплю. И, это, кипяточком его обдай, так легче будет.
— Кого?
— Гуся.
Сима моргала, разглядывая своего неожиданного любовника. Не думала, что он будет таким огромным, казалось, что это свитер большой. Майка облегала широкую грудь, на плечах и руках играли мышцы, в глаза бросилась толстая золотая цепь с крестом и татуировки, которыми были покрыты все руки и грудь.
Уголовник?
Нет, ну нет, не может быть.
Челентано мне в помощь
Семену надо было уйти из дома, эта пышногрудая соседка вызывала совсем не благочестивые мысли в его голове. За последний год Терехов привык думать о зайцах, рыбе, о заготовке дров на зиму, о дальней заимке, а не о сиськах и сочной киске такой аппетитной дамочке.
Член все еще стоял, в ватных штанах все дымилось и кипело. Но выйдя на улицу, ощутив на коже колкий мороз, а в легких студеный воздух, мужчина вспомнил, что Серафима без белья в одном халатике, сжал зубы, прохрипел в звездное небо.
Куда он пошел? Ах, да, затопить баню.
Главное — не забыть и не развернуться обратно, не взять ее прямо на ярких тканых половиках на глаза Грома.
Включив свет, быстро накидал дров, затопил печь, баня у него была отличная, теплая, протапливалась практически за час. Но он заполнил всю топку, значит, хватит минут сорока. Но в это время нужно было чем-то себя занять, чтоб не лупиться в доме, как подросток, на Симу и ее прелести.
Взяв топор, расправил плечи, изо рта шел пар, одно движение, удар, в стороны полетели отколовшиеся от полена дрова. Через пять минут такой работы стало жарко, возбуждение спало. Терехов, как Челентано в старом кино, отвлекал себя от грешных мыслей, но получалось так себе.
Ну, ничего, сейчас подойдет банька, он попарится хорошенько, потом нырнет в сугроб — и все как рукой снимет. Хотя… Терехов остановился, задумался, вспоминая, как Серафима кончала на его пальцах…
Нет, не снимет. Точнее, снимет — он с нее тесный халатик.
А Виноградова тем временем поражалась наглости и уверенности некоторых людей. Этот громила ушел, оставив ее с тушкой гуся и исполнительным Громом, который не подпускал к двери.
Что там он сказал? Она должна обдать кипятком гуся, чтоб перо снималось лучше? За кого он ее принимает?
Так и не притронувшись к несчастному гусю, нервно прошлась по дому, оказалось, что у соседа вполне так по-городскому все. Есть ванная и туалет, в гостиной огромная плазма на стене, а в спальне гигантская кровать.
Кровать долго рассматривать не стала, Сима всегда думала, что спальня — это очень интимное место и не для всех, ушла в ванную. А там, увидев себя в зеркале, думала, что случится сердечный приступ.
Вид был совершенно дикий: растрепанные волосы, припухшие искусанные губы, на щеках румянец, в глазах лихорадочный блеск, на шее засос, грудь практически вываливается из халата. Надо было давно его уже выкинуть, он точно мал на два размера, и зачем только надела?
Сима не помнила, когда видела себя такой в отражении — удовлетворенной, что ли, несмотря на дикий внешний вид. Но с лица не сходила глупая улыбка, в теле была приятная легкость, истома, внизу все сдавило при воспоминании о случившемся.
Но надо было взять себя в руки и решить вопрос с дверью, находиться в чужом доме с посторонним мужчиной, хоть между ними что-то и было, девушка не хотела.
Между ними нет романа, нет никакой душевной связи, Сима считала, что это немаловажно, чувствовать человека душевно. Секс, конечно, был шикарным, лучшим в ее такой уже длинной жизни, но мужчина даже не попытался хоть как-то наладить контакт.