Пять минут…пять минут…
Утро тридцать первого декабря выдалось солнечным. Серафима вновь проснулась одна на смятых и скомканных простынях огромной кровати Семена.
Молодой женщине хотелось вновь накрыться с головой одеялом от стыда, покраснеть, провалиться сквозь землю. Но Сима не стала этого делать, решив, что она взрослая, достаточно взрослая для такого рода плотских утех, что были у нее вчера в бане.
Мышцы болели, попка саднила при воспоминании о случившемся, даже мурашки побежали по коже. Они вдвоем слишком долго потом отходили от оргазма, такого яркого, как вспышка света после атомного взрыва. Семен тяжело дышал в шею, что-то шептал, целовал, трогал грудь.
Послышался стук с улицы, девушка встала с кровати, нашла лишь свою одежду, она именно тут и была брошена вчера после поисков соседа, который ушел за елкой. На часах девять утра в доме никого, Сима накинула шубку и валенки, вышла на крыльцо.
На просторном дворе было оживленно. Гром бегал рядом, а Семен в одних ватных штанах, голый по пояс, рубил сучки той самой елки из леса. Мощный, широкоплечий, под татуированной кожей играли мышцы, на бороде иней, он был настолько горячим, что от него шел пар. А на улице было как минимум минус двадцать семь, это Сима увидела на термометре.
Девушка прикусила губу, внутри все стянуло легкой болью, дровосек ее возбуждал, очень. А ведь Серафима за собой такого раньше не наблюдала, чтоб вот так смотреть на мужика и возбуждаться.
Семен откинул топор, легко поднял елку, устанавливая в импровизированную подставку, отошел на два шага, любуясь плодами своего труда. Он бы, конечно, сейчас хотел любоваться прелестями Серафимы, она там гладенькая, тепленькая, под одеялом, румяная, пышная, как сдобное тесто.
Но надо было Булке отдохнуть, впереди новогодняя ночь, и он будет как раз загадывать желание, трахать ее под бой курантов.
Мужчина поправил в ватных штанах начинающий возбуждаться член, глубоко вдохнул морозного воздуха, он был счастлив. Когда у него такое было? И было ли вообще, Терехов не припомнит, но тем-то и хороши эти новые эмоции, что они новые.
— Красиво вышло.
— О, Булка, доброе утро!
Семен бесцеремонно сгреб девушку в охапку, крепко обнял, целуя горячими губами и раздражая кожу холодной бородой.
Симе нравилось, что ее называют так странно, не обидно, а даже сексуально. Она Булка, а Семен — Дровосек, сказочно-новогоднее сочетание. Дровосек для Булочки, какое-то тематическое порно.
— Семен, Семен, подожди. Тебе не холодно?
— Рядом с тобой я горю, как увидел твою попку, когда ты мыла полы, начал дымиться.
— Ты пошляк.
— Есть немного.
— Уже в полночь Новый год.
— Да, будем встречать и отмечать. Сейчас нарядим елку, на чердаке игрушки и даже старая гирлянда, надо принести. Мне все это добро осталось от деда, что тут жил, и самогонный аппарат с тетрадкой рецептов.
— Так вот откуда тяга к спиртному.
— Не, я не бухаю. Дегустирую, а еще люблю разные вкусы.
— Мне нужно сходить домой.
— Зачем?
Терехов не хотел отпускать девушку ни на минуту, он даже гусей накормил и дом протопил, и снег с утра почистил, хотя он и не шел.
— Гуси.
— Накормлены и напоены. Только тушку убиенного так найти и не могу.
— Там мои вещи и телефон, а еще салат, который, наверное, пропал.
— Сделаем новый.
Серафима улыбнулась, сама обняла мужчину, согревая его голую грудь, ей так нравилась эта забота, даже нежность. А ведь она ничего не знает о соседе, ну, кроме того, что Семушка хороший мужик и что-то там с бабами было у него в прошлом не очень. И это со слов тетки Зои, а та может нафантазировать что угодно, насмотревшись сериалов.
— Я принес твой телефон и вещи, чтоб уже не бегать и не жечь соседке свет.
— Обо всем позаботился?
— Да.
Терехов рассматривал с высоты своего роста Серафиму, у нее были невероятные голубые глаза, мягкие ямочки на щеках и пушистые реснички, а еще сладкие мягкие губы, от которых он не мог оторваться.
Неужели он пропал?
Вот прям так быстро, с одного взгляда, с первого поцелуя и откровенного прикосновения? С того момента, как затащил ее в дом и разложил на столе? Или это случилось тогда, когда он увидел, как она красиво наяривала полы?
А еще мужчине не нравилось, что ей постоянно написывал и названивал какой-то мужик по фамилии Зимин. Семен даже хотел ответить, высказать все, что думает, но лезть в чужую жизнь так сразу не хотелось.
— Ты замерзнешь, пошли в дом.
— Да, пошли в дом, а то придется тебе меня очень долго согревать всем своим телом.