Выключила свет, долго ворочалась, мысли не давали покоя. Села, взяла телефон, ей ведь не шестнадцать лет, чтобы так терзать себя сомнениями, да и вообще в ее положении лишняя нервотрепка не нужна.
Нашла нужный номер, нажала на вызов, пошли длинные гудки. Третий… четвертый, пятый…
Сима считала и теряла надежду — занят человек, вот прямо сейчас занят, дела у него в двенадцать ночи или крепко спит после дегустации наливки или самогона. А может, спит и не один, тогда очень сильно занят.
— Да, алло, говорите.
Это был женский звонкий голос. Сима вцепилась в одеяло, ее захлестнула обида. На заднем плане тоже были голоса, шум, кто-то кого-то звал, и слышался рев сирен.
— А мне бы Семена, можно?
— Мужчину, которому вы звоните, зовут Семен? — женщина говорила громко и требовательно, словно куда-то торопилась.
— Да, Семен Терехов.
— Крупный, бородатый?
— Да, а что случилось?
— Вы кем ему приходитесь?
— Я… я жена его. Что случилось? Что с ним?
Сима понимала, что дай она сейчас слабину, назовись никем, любовницей, подругой, соседкой — ей ничего не скажут. Она чувствовала: случилось что-то страшное, ее в который раз за этот день начало колотить, а спина покрылась липким потом.
— Авария, мы везем его в первую городскую.
— Авария?
— У него есть аллергия на какие-либо препараты?
— Нет, нет, я не знаю, наверное, нет. А что с ним? Что?
— Без сознания, переломы, ушибы, точно будет известно после анализов, МРТ и рентгена. Девушка, вы позвонили первая, в кармане куртки был только телефон, мы даже не знали, как его зовут.
— Я приеду, я скоро приеду.
Серафима отключилась, заметалась по комнате в поисках одежды. Господи, пусть с ним все будет хорошо, только пусть все будет хорошо.
А если бы она не позвонила? Струсила? Так ничего не узнала бы? Легла бы спокойно спать, когда там ему больно и плохо.
Оделась за десять минут, вызвала такси, выбежала на улицу, не в силах ждать дома, холодный ветер привел в чувство. А когда наконец доехала до больницы, какая-то противная тетка не пускала ее к Семену.
— Женщина, я вам повторяю в третий раз: сейчас ночь, приходите утром и все узнаете.
— А я вам говорю в третий раз: там мой муж, и я буду с ним, что бы вы мне ни говорили. И неважно, ночь сейчас или день, я должна быть с ним.
Серафима лгала, но эта ложь была необходима. И если надо будет сдвинуть эту тетку и применить силу, девушка так и сделает.
Богатырь и булочки с маком
— Булка… Булочка… Булочка…
— Что он говорит?
— Булочка вроде.
— Есть хочет?
— Не знаю.
— Конечно, хочет, смотри, какой здоровый, этого творожком на завтрак не убаюкаешь. Видела ручищи? Да и ниже пояса у него все, я бы сказала, шикарно.
— Дай посмотреть.
— Эй, маленькая еще, давай систему поменяй и лоб ему протри, бредит миленький.
Две медсестры шепотом переговаривалась у кровати Терехова. Та, что была постарше и не дала полюбоваться достоинствами ниже пояса Семена, поправила тонкое одеяло, внимательно осматривая мужчину.
Он, можно сказать, в рубашке родился, да такие богатыри и не должны погибать, кощунство это — в расцвете сил на тот свет уйти.
— Говорят, спасатели его автогеном вытаскивали, если бы не на джипе был, то все, выскребали бы из салона.
— Ох, не дай бог, не дай бог.
Семен слышал голоса словно сквозь толщу воды, не мог понять ни слова, но он отчетливо видел Серафиму. Она была такая красивая, румяная с мороза, на лице легкая улыбка, а в глазах укор. Он опять что-то натворил? О чем-то забыл? Что-то сделал не то?
Сделал шаг навстречу, потом еще и еще, но Сима не стала ближе. Все вокруг было белым, как снег зимой в поле. А по этому полю бежал ребенок — мальчишка лет пяти. Он кричал «папа, папа», а Терехов понять не мог, что происходит, кто этот малыш, и разве он папа?
— Булка… Булочка…
— Вера Ивановна, слышала? Опять. И что за булка? Может, ему, как очнется, из буфета принести, там были — вчерашние, с маком?
— Ирка, ты ей-богу дурная, там его жена в коридоре, она тебе таких булок навещает — и вчерашних, и сегодняшних.
— Так, ее не пускают пока сюда.
— Это пока не пускают, сейчас главврач приедет, и пустят. Она всю ночь, горемыка, там на кушетке сидела.
Голоса пропали, Семен снова проваливался, но уже не в черноту, а падал на белый снег спиной. Он был не один, мальчишка звонко смеялся рядом, они вдвоем делали снежных ангелов, размахивая руками и ногами.