Владислав увидел багровую свечу, которую ещё можно зажечь. Он попросил у Руслана спички и прислонил огонь к нитке. Свеча загорелась.
– Никогда не бывает просто, – сказал позже Владислав. – У меня другой вопрос. Почему я?
– Такой вопрос не только у тебя. У всего мира, у всех людей на этой планете. А ты подумай о том, почему она выбрала тебя? Есть догадки?
Владислав мечтал бы услышать эти слова от самой Дарьи. Он догадывался ещё с первого их знакомства, что она ощущает себя с ним как-то по-другому. Но уже и сам забыл, каким был прежде.
– Я сам за тебя отвечу, – сказал Руслан и отдал вторую рюмку Владиславу. – Ты был настолько хорошим человеком, что только такая, как она, могла в тебе это разглядеть. Помнишь, как мы гуляли втроём? Она смеётся над твоими шутками, пускай и не самыми забавными. Я тащусь за вами и… умиляюсь даже. Знаешь, Владислав, потеряв своё счастье, я нашёл тебя. Ты стал мне лучшим другом…
– И ты так же легко проебал своего лучшего друга, – ответил Владислав, выпив.
– Знаю… знаю… Когда-нибудь ты всё поймёшь. Но сейчас не самое подходящее время об этом говорить.
– А я думаю, в самый раз всё выяснить. Иначе потом ты снова будешь бегать от меня. Как пёс.
– Ошибаешься. Я знаю, что я не был хорошим человеком никогда. Но я осознаю это и умею понимать других людей. Блядь, да я даже тебя понимаю прямо сейчас! Смотрю на тебя и вижу свою копию…
– Потому что всё из-за тебя и началось, Руслан. Всё. Ты сделал меня таким. С того самого момента, как ты здесь появился. Город как будто прокляли. Я никогда не верил в то, что люди меняются… Для меня уже нет смысла искать этот самый… этот самый смысл! У меня нет больше надежды…
Надежда. Он давно не слышал этого слова. Но тогда она сама появилась рядом с ним.
– Знаешь, что я хочу? – спросил его Владислав. – Я хочу остаться один. Я хочу, чтобы рядом со мной больше никого не было. Чтобы всё ушли к чёртовой матери, а я был один. Тогда я смогу загнуться. Тогда это не будет мучить других. Они подумают обо мне, как о психопате. И это не позволит им меня жалеть. Никогда.
Руслан не ответил. Он молча принял его слова.
– Это моя мечта – отправиться к ней. Но я… я не способен на обычное самоубийство. Из пистолета или верёвки. Я хочу умереть по-другому. Морально.
– Хватит, Влад.
Они просидели молча несколько минут. Владислав смотрел на надгробье Дарьи, замечая появляющиеся на нём капли дождя.
– Когда всё закончится, ты обо всём узнаешь. Я не уговариваю тебя меня прощать. Ты не простишь, я знаю. Но постарайся понять, Влад. Я хочу спасти нас обоих. Но придётся жертвовать. Это ведь война. Мы воюем против самих себя. Против тех, кто мы есть…
Владислав повернулся на него. Он заметил, как зажжённая им свеча уже погасла. От неё остался только серый дым.
– У Морозова появилось для тебя дело…
ГЛАВА X. Прислужники
«Я говорил себе, что еще успеется, но вдруг оказалось, что успеть уже нельзя» – Эрих Мария Ремарк.
Прошёл один день, а Владислав всё не мог успокоиться. Он вспоминал её лицо, то, как она даже не отвернулась, не показала ему эмоцию омерзения. Он ведь побитый, избитый всеми, кто только мог ему навредить. Но больше всего по нему ударяла жизнь и, при этом, всегда метко, раз за разом оставляя всё больше следов, всё больше шрамов, вплоть до того момента, пока попросту не останется места для новых. Но случившаяся с ним встреча с этой девушкой заставила его задуматься о том, что жизнь устала. Она подкинула знак. Но Владислав этого и боялся. Он считал её ловушкой.
Проходя мимо дома Егора, Владислав решил навестить старого друга. На улице была почти полночь, однако он знал, что Егор мало того, что не спит, так ещё и готов впустить его с протянутой вперёд рукой.
Когда тот вошёл в открытую ему дверь, Владислав аккуратно зашагал по его квартире. Ведь ему слышалась живая музыка. Квартира Егора была однокомнатной, скромной, однако уютной. Диван, на котором тот сидел, был им же разложен. Егор лежал на подушке и водил пальцами по железным струнам гитары, издавая тихую мелодию.
– Какую сыграть? – спросил он спокойно.
– Одинокий и оставленный, – ответил Владислав, сев на стул у стены.
– Хэнка Уильямса?
– Точно.
Тогда Егор заиграл именно ту, что знали они оба, даже слова могли без труда вспомнить. Он зашелестел ладонью по инструменту, и музыка проникла к ним в уши. В этой комнате стало как-то грустно, пусто, по-своему одиноко. Владислав чувствовал, что слова и сами вырываются из его рта.