– Рука у меня не дрогнет, – прошептала она за чаем. – Если разорву нескольких на куски, принесу хоть какую-то пользу.
Сестры Пызяк были не только шумные, но и сварливые. Старые девы обыкновенно начинали день со скандала. Препирались они и во время работы. Самые важные заявления, претензии и обещания звучали в ходе ссор, тогда же сестры делились главными сплетнями и новостями. Все они умерли в этом доме на Торуньской улице.
Конь долго привыкал к городу, но в итоге все же сдался и перестал гадить на пол. Каждое утро Бронек выводил его во двор и рассказывал о преимуществах городской жизни. Как-то раз, возвращаясь с прогулки, столкнулся в дверях со смуглолицей девушкой.
У нее были полные, слегка потрескавшиеся губы и большие глаза с темными зрачками. Из-под красного платка, повязанного на голове, торчала блестящая черная коса. Рубаха с широкими рукавами как от старшего брата. Девушка стояла неподвижно и смотрела на Бронека так, будто они знали друг друга много лет.
– Простите, – сказал он, чуть поклонившись.
– Я погадаю вам по руке.
– Не надо, спасибо.
– Вам не интересно ваше будущее?
– Нет, – ответил он. – Спасибо.
– У меня никакого хохайимос, никакого обмана.
– Не хочу я гаданий, сказал же.
– Будущего не хочешь знать?
– Не хочу! – рявкнул он. – Плевать мне на будущее.
– А что с ребенком беда случится, тоже знать не хочешь?
– Да чтоб тебя перекосило! – воскликнул он, взяв Коня на руки и торопливо обходя цыганку.
Поднимаясь по лестнице, он услышал:
– Ад поглотит этого ребенка и выплюнет, как тряпку!
Он повернулся, чтобы прогнать ее, но та уже исчезла.
Шестилетняя Эмилия Гельда наконец перестала хворать. Все недомогания как рукой сняло, хотя некоторые утверждали, что годы борьбы с собственным организмом отпечатались на лице девочки едва заметным выражением смирения и усталости. Ее любимым занятием было лазить по деревьям – она забиралась так высоко, как только возможно. Быстро сообразила, что с высоты пятнадцати метров можно выпросить у родителей намного больше, чем с земли. И еще с малых лет любила танцевать.
Каждые пару недель Хелена выкраивала время, чтобы вечером пойти к соседям на танцы и жмурки. Она брала с собой Милу, поскольку Бронек в это время обычно гулял с Конем или отдыхал. Когда раздавалось пение, девочка выбегала в центр комнаты и закрывала глаза, а ее лицо покрывалось румянцем. Она кружилась, подняв руки над головой, металась, выгибалась и скакала, будто хотела поломать свое щуплое тело в нескольких местах сразу. Потом, уже дома, долго не могла уснуть. Прислушивалась к хриплому дыханию отца и тихим монологам молившейся матери.
Высокая арендная плата вскоре вынудила семью сменить квартиру на меньшую, но даже это не помогло выплатить постоянно растущие долги. Бронек портил очередную мебель, которую знакомый судебный исполнитель забирал и выставлял на аукцион на Рыночной площади, а Фелек Шпак моментально покупал ее по заниженной цене и привозил обратно. Тогда они с шурином закрашивали царапины на шкафах, сколачивали поломанные стулья и приделывали ноги к буфету, а потом снова приходил судебный исполнитель, и все начиналось сначала.
Под конец года один из постоянных клиентов «Зеленщика» устроил Бронека на работу во Всеобщий потребительский кооператив. Этого человека Бронек готов был носить на руках. На работе его быстро полюбили. Он был честный и никогда никуда не вмешивался. Делал то, что входило в его обязанности, и уходил домой.
С того момента заботы о магазине главным образом легли на плечи Хелены, которой казалось, что клиентов все меньше, а работы – больше. Нередко, согнувшись под тяжестью ящиков с овощами, она чувствовала: еще немного, и позвоночник откажет. Тогда она откладывала ношу, выпрямлялась и тут же возвращалась к работе.
Тем временем у Бронека начались проблемы со здоровьем. Участились сердечные боли. Несколько раз в месяц он бился на кровати в спазмах с криками, что умирает и что совсем этого не заслужил. Мила, научившаяся одеваться на бегу, мчалась за врачом. Его визит, как правило, завершался уколом и распитием нескольких рюмок самогона. Однажды доктор Когуц, подкрепленный напитком производства Хелены, наконец поставил диагноз: