У Глупышки было два заклятых врага. Первый – метла. Всякий раз, когда Ирена начинала убираться, ее рабочий инструмент становился жертвой атаки совиного клюва. Сидя на часах с таким видом, будто весь мир уже давно ей наскучил, птица не теряла бдительности, и если требовалось подмести полы, следовало сначала выгнать ее из дома, на что она реагировала громким верещанием.
Второй вещью, которую Глупышка искренне и страстно ненавидела, были взлохмаченные волосы. Если в поле ее острого зрения по неосторожности появлялся кто-то, кто не воспользовался расческой и не накрыл растрепанную голову, на него с неба налетали карающие когти. Из-за ненависти к шевелюрам отношения между совой и соседями Лабендовичей становились все напряженнее. Спустя некоторое время жители Пёлуново все же привыкли к новым требованиям и перед выходом из дома приводили волосы в порядок.
В школе Казю постепенно занял положение между угнетателем и жертвой: он, конечно, не мог рассчитывать на роль предводителя одной из небольших банд, но хотя бы не огребал на переменах, как некоторые.
Ситуация Виктуся была иной. Когда он впервые появился в школе, оказалось, что можно быть хуже, чем просто жертвой. Его унижали все: от самых отвязных безобразников до полнейших растяп, вымещавших на нем копившуюся годами фрустрацию. Его забрасывали самыми дерзкими оскорблениями и самыми большими коровьими лепешками, какие только можно было надежно спрятать в ранце. Иногда кто-нибудь подходил к нему на перемене и расковыривал ногтями солнечные ожоги, заживавшие на его предплечьях.
Как-то раз, получив солидную порцию унижений и тумаков, Виктор возвращался домой, на полпути спустился в канаву и расплакался, осторожно касаясь пораненной кожи. Белый воротничок школьной формы испачкался в земле. Упираясь ногами в толстый сук, мальчик стал возить в болотистой грязи палкой.
Он размышлял, как долго мог бы здесь остаться. Деревья отбрасывали в канаву широкие тени, а густые кусты защищали от взглядов прохожих. Было темно, прохладно и удобно. Может, получилось бы просидеть так целую ночь? Или даже неделю?
Треск, шорох. В трубе, проходившей под дорогой, что-то зашевелилось. Не успев встать, Виктусь увидел шар из лохмотьев и волос, который бросился к нему, но упал прямо в воду. Мальчик выбежал на дорогу и встал над канавой, наблюдая за нападавшим. От темного корпуса отделились руки. В густой щетине блеснули белые глаза.
– Не делать вред, – попросило существо. – Не делать вред, пожалуйста.
Виктусь помчался домой.
– Ну и отметелили тебя сегодня, – завел разговор Казю, когда они вечером загоняли кур в курятник.
– А ты что, видел?
– Немного. Но издалека. Так бы подошел.
– Самый ужасный этот Былик.
– Угу.
– Казю, почему они все время меня лупят?
– Не знаю. Дураки потому что.
– Но почему именно меня?
– Говорю же тебе, дураки и все. Потом перестанут. Ну давай, вперед! – и замахнулся ногой на медлительную курицу.
– Это, наверно, приятно, да?
– Что?
– Отколошматить кого-нибудь.
– Да не знаю.
– Ты ведь говорил, что побил одного, Анджея этого. Значит, должен знать.
– Ну довольно приятно. Немного.
– Ага.
Они закрыли курятник и зачерпнули воды из колодца. Она была холодная, морозила горло и живот. Солнце уже дало деру за крышу сарая, Глупышка несла караул на своем столбике, а кот, лежавший неподалеку в траве, бил по земле рыжим хвостом.
– Казю, а если б тебе заплатили за то, чтобы ты задушил кота, сколько бы ты хотел?
– А мне откуда знать. И зачем?
– Да просто так.
– Не знаю. Наверно, чтобы хватило на велосипед. И на конфеты.
– И тогда бы задушил?
– Ну да. Но конфет целый мешок.
– И не переживал бы, что задушил?
– Не знаю. Наверно, немного переживал бы.
– Но когда мы убиваем лягушек для Глупышки, то не переживаем.
– Потому что это лягушки. Они маленькие. И глупые.
– Но если взять много, очень много лягушек, они будут такие же, как кот. А мы убили уже много, очень много лягушек. Все равно что кота.
– Но кот – это другое.
– То есть кота нельзя?
– Нет.
– А если б можно было?
– Но нельзя!
– А если б можно?
– Тогда что?
– Задушил бы бесплатно?
– Да зачем мне бесплатно душить кота?
– Чтобы почувствовать, как это.
– Но зачем?
– Может, это здорово?
– Ну и дурак ты!
С момента встречи в канаве Виктусь каждый день по дороге из школы спускался к темному, прохладному укрытию в кустах и оставлял у края вонючей трубы кусок хлеба со смальцем, спрятанный в ранце именно с этой целью. Через некоторое время шарообразный монстр стал к нему выходить. Поначалу он просто смотрел. Потом съедал на глазах у мальчика куски хлеба и наконец заговорил, причем так, будто его рот набит песком.