На следующее утро я прибыла в Юмимото на два часа раньше, чтобы напечатать отчет, вручить его господину Тенси и не опоздать на свое рабочее место в офисе господина Саито.
Тот тут же вызвал меня:
- Я проверил ваши ксерокопии, которые вы вчера оставили у меня на столе. Вы делаете успехи, но это все еще не отличный результат. Возобновите вашу работу.
И он бросил пачку в мусорную корзину.
Я кивнула и подчинилась, с трудом сдерживая смех.
Господин Тенси навестил меня у ксерокса. Он поздравил меня со всем пылом, который позволяла ему вежливость и уважительная сдержанность:
- Ваш отчет великолепен, и вы составили его чрезвычайно быстро. Вы хотите, чтобы на совещании я назвал его автора?
Это был человек редкого благородства: он был готов пойти на профессиональное нарушение, если бы я его попросила.
- Вовсе нет, господин Тенси. Это повредило бы как вам, так и мне.
- Вы правы. Однако, на следующем совещании я мог бы сказать господину Саито и господину Омоши, что вы можете быть мне полезны. Как вы думаете, господин Саито станет возражать?
- Напротив. Посмотрите на эту кучу ксерокопий, которую он приказывает мне сделать, а все для того, чтобы удалить меня из офиса, он хочет отделаться от меня, это ясно. Он будет рад, если вы предоставите ему такую возможность, он меня не выносит.
- Значит, вы не обидитесь, если я припишу себе авторство вашего отчета?
Меня изумило его поведение: обращаться с подобным уважением с такой мелкой сошкой как я.
- Да что вы, господин Тенси, для меня большая честь то, что вы хотите этим воспользоваться.
Мы расстались с чувством глубокого взаимоуважения. Я смотрела в будущее с доверием. Скоро будет покончено с абсурдными придирками господина Саито, с ксероксом и запрещением говорить на моем втором языке.
Драма разразилась несколько дней спустя. Меня вызвали в кабинет господина Омоши: я отправилась туда без малейшего опасения, не ведая, чего он от меня хотел.
Когда я вошла в логово вице-президента, то увидела господина Тенси, сидящего на стуле. Он повернулся ко мне и улыбнулся: это была самая человечная улыбка из всех, которые мне довелось узнать. В ней читалось: "нас ждет скверное испытание, но мы переживем его вместе".
Я думала, что знаю, что такое брань, но то, что мне пришлось вытерпеть, открыло мне мое полное неведение по этому вопросу. Господин Тенси и я выслушали безумные вопли. Я не могла решить, что было хуже, форма или содержание.
Содержание было невероятно оскорбительным. Меня и моего товарища по несчастью обозвали всем, чем только можно: мы были предателями, ничтожествами, змеями, мошенниками и, -- верх проклятия, -индивидуалистами.
Форма объясняла многочисленные аспекты японской истории: чтобы эти отвратительные крики прекратились, я готова была на худшее -- завоевать Маньчжурию, растерзать тысячу китайцев, покончить с собой во имя императора, бросить свой самолет на американский линкор, и даже может быть работать на две компании Юмимото сразу.
Самым невыносимым было видеть моего благодетеля униженным по моей вине. Господин Тенси был умным и добросовестным человеком: ради меня он пошел на огромный риск, полностью осознавая это. Никакой личный интерес не руководил его действиями, он поступил так из чистого альтруизма. И в благодарность за его доброту его смешали с грязью.
Я старалась брать с него пример: он опускал голову и горбился. Его лицо выражало смирение и стыд. Я подражала ему. Но вот толстяк сказал ему:
- Вашей единственной целью было саботировать компанию!
Мысли пронеслись очень быстро в моей голове: нельзя, чтобы этот инцидент испортил карьеру моему ангелу-хранителю. Я бросилась в грохочущую волну криков вице-президента:
- Господин Тенси не хотел саботировать компанию. Это я уговорила его доверить мне досье. Я единственная во всем виновата.
Я лишь успела заметить растерянный взгляд моего товарища по несчастью устремленный на меня. В его глазах я прочла: "Ради бога молчите!" -- но увы, было слишком поздно.
Господин Омоши застыл на мгновение, потом приблизился и крикнул мне в лицо:
- Вы смеете защищаться!
- Нет, напротив, я признаю свою вину и все беру на себя. Меня одну нужно наказать.
- Вы осмеливаетесь защищать эту змею!
- Господин Тенси не нуждается ни в чьей защите. Ваши обвинения на его счет лишены основания.
Я видела, как мой благодетель закрыл глаза, и поняла, что произнесла непоправимое.
- Вы смеете утверждать, что мои слова ложны? Неслыханная наглость!
- Я никогда бы не осмелилась на такое. Я просто считаю, что господин Тенси оговорил себя, чтобы защитить меня.
С видом, говорящим о том, что в нашем положении бояться уже нечего, мой товарищ по несчастью взял слово. Все унижение человечества звучало в его голосе:
- Умоляю вас, не упрекайте ее, она не знает, что говорит, она жительница запада, молода, у нее никакого опыта. Я совершил непростительную ошибку. Раскаяние мое не знает границ.
- В самом деле, вы не достойны прощения! -- взревел толстяк.
- Мои заблуждения столь велики, но, однако, я должен подчеркнуть великолепную работу Амели-сан и замечательную быстроту, с которой она составила отчет.
- Это тут ни при чем! Работу должен был выполнить господин Саитама.
- Он был в служебной командировке.
- Нужно было дождаться его возвращения.
- Это новое облегченное масло без сомнения интересует других, так же как нас. За то время пока господин Саитама вернулся бы из поездки и составил отчет, нас могли обойти.
- А вы случайно не сомневаетесь в компетенции господина Саитамы?
- Вовсе нет. Но господин Саитама не говорит по-французски и не знает Бельгию. Ему было бы гораздо сложнее справиться с этой работой, чем Амели-сан.