Волосы на затылке встали дыбом, леденец в её руке задрожал и упал на пол из-за ослабевших пальцев.
– Черт, у неё тугая киска.
Веда вцепилась в перила балкона, пока крик обжигал её горло, ощущая, как пламя разрывало её внутренние стенки.
Его липкие ладони лежали на перилах прямо поверх её рук. Удушающее хрюканье отравляло слух девушки.
Замутненный слезами взгляд упал на его руку и впился в татуировку с номером «23» на запястье, до тех пор, пока слезы не ослепили её , сделав цифры расплывчатыми.
Но Веда помнила.
Она помнила число «23» так отчетливо, как помнила ожог. Невыносимое пламя в её киске, когда он порвал её девственную плеву. Украл её девственность. Разделил её надвое. Она помнила кровь, стекавшую вниз по внутренней поверхности бедра. Она помнила, как билось сердце, пока её рвали на куски.
Она помнила.
Веда следила за ним, не в силах успокоить свою вздымающуюся грудь. Она помнила их всех, кроме одного, но из тех девяти животных, которые вторглись в её разум и сердце, она помнила его отчетливее всех. Не только эту татуировку «23» на его запястье, она помнила его лицо, его запах и имя. Тодд.
Тодд Локвуд.
Он был её номером один. Причина номер один из десяти, ради которой она вернулась на жалкий остров Тенистая Скала, штат Калифорния. Причина номер один из десяти, что разрушит эту помолвку. Причина номер один из десяти, почему она не дышала. Единственный вдох за десять лет, вернувший её в прошлое, в ту ужасную ночь. Веда не могла дождаться, чтобы увидеть его последний вдох.
– Откуда вы знаете жениха?
Глаза Веды вернулись обратно к человеку рядом с ней.
«О балдеть. Он все еще здесь?»
Её взгляд путешествовал по его улыбающемуся лицу.
Теперь он осматривал её , но его внимание отвлек приблизившийся бармен.
– Два бокала шампанского, пожалуйста, – велел он, прежде чем встал перед ней во весь рост, поставив один локоть на барную стойку. – Итак, откуда вы знаете жениха?
Внимание Веды снова вернулось к вечеринке, скользя от гостя к гостю, задерживаясь на каждом, только чтобы впитывать в себя номер 2, номер 3, номера 4, 5, 6…
Гарлем – мужчина, шаркающий в центре танцпола, с татуировкой на запястье в виде цифры «5».
Горящие глаза Веды захватили руки второго, сжимавшего перила у неё за спиной, но крик в горле девушки теперь звучал слишком хрипло , чтобы создавать шум, пока его кожа шлепала о её , и от его дыхания её ухо было мокрым. Одна слеза девушки скатилась и попала на парня , после чего потекла вниз по его волосатой руке.
– Я думаю, что хочу в задницу, – застонал он ей прямо в ухо. – Понравится ли тебе в задницу?
Веда зажмурилась, её сердце екнуло. Она рассматривала гостей, останавливаясь на человеке, который сидел один за столом в дальнем углу. Он потягивал виски из стакана, безучастно смотря вперед, и номер «17» кричал с его запястья.
Её взгляд упал на число «17», когда он сомкнул свои пальцы на её шее, сжимая достаточно сильно, чтобы перекрыть ей доступ кислорода. Она молилась, чтобы он сжал крепче. Чтобы покончить со всем этим. Но хватка ослабла, и звук его расстегивающейся молнии раздался в ночном воздухе. Смех его друзей, его товарищей по команде сообщил Веде, что она все еще жива и почти здорова, а слезы поклялись никогда не забывать о происходящем.
Веда отвела взгляд в сторону. Она остановила себя от тщательного разглядывания гостей вечеринки. О на не нуждалась в подтверждении и уже заметила их всех. Всех, кроме одного, чья личность все еще была ей неизвестна. Девять из десяти мужчин, которые украли её душу десять лет назад, были на этой вечеринке.
До сих пор в этом городе.
До сих пор ощущались в её теле, словно напоминая, что каждая часть её тела все еще оставалась униженной. Оставалась слабой. Оставалась застрявшей в прошлом.
Она отказывалась застревать еще больше.
– Мне нравятся ваши ногти.
Веда бросила испуганный взгляд на мужчину рядом с собой.
«Иисус, он все еще здесь?»
Она машинально посмотрела вниз на свои ногти с принтом в виде жирафа , подпиленные в форме когтей, и выругалась себе под нос. Не потому что на ногте мизинца, каким-то непонятным образом появились сколы, а потому что знала, что должна была придать им более консервативную форму перед первым рабочим днем в ординатуре , каторая начнется следующим утром.
– Спасибо, – сказала она.
– Как вы сказали вас зовут?
– Я не говорила, – она снова встретилась с ним взглядом, задаваясь вопросом, почему эта непередаваемая улыбка не покинула его лицо. Конечно, он улыбался. Ему принадлежал мир. Его устрицы. Его оазис. Все принадлежало ему, чтобы делать то , что ему будет угодно.