День начался многообещающе. После звонка будильника Хоулт, как обычно, прослушала сообщения на автоответчике и заинтересовалась снимками, упомянутыми Джимми. Она вскочила с кровати, уже прокручивая в голове план действий. План игры. О Боже, о чем она думает? Она всегда старалась не повторять привычные спортивные метафоры и военный сленг, употребляемые другими копами. А теперь сама говорила так же. Она знала новый адрес Джимми, вычислила его по номеру телефона и очень удивилась, что номер принадлежит Дезмонду Терреллу. Полная надежд, Хоулт села за руль и поехала к нему, но ее постигло страшное разочарование. Радость предвкушения сделала его особенно горьким. Джейн понятия не имела о том, что на самом деле видел Джимми. Однако следовало оставаться начеку в любом случае.
Хоулт потягивала коктейль, наблюдая за огоньками на побережье и представляя собравшиеся за ужином семьи — жены и мужья делятся новостями прошедшего рабочего дня, а дети... Джейн не могла придумать, что говорят в таких случаях дети. Она выловила из бокала оливку, положила в рот и медленно разжевала. Нет, она вовсе не ненавидела свою работу. Всегда приезжала спозаранку и оставалась допоздна. Даже за рулем она продолжала обдумывать дела. Расследование убийства Филиппа Кин-несона казалось ей всего лишь одним из них. Но только до того момента, как спустя три дня после обнаружения тела был найден поляроидный снимок. На него наткнулась маленькая девочка, строившая песчаные замки на пляже. Фотография застряла в расщелине скалы, ребенок увидел ее и, заливаясь слезами, побежал к маме, которая и вызвала полицию.
Хоулт залпом опустошила бокал, чувствуя, как алкоголь одновременно холодит и согревает горло, посмотрела в окно и ощутила себя старой. Голова ныла от боли. Она давно не пила. Хоулт вспомнила, как ее отец, приходя поздно ночью с работы, опрокидывал стакан мартини с таким нетерпением, словно пытался затушить пожар, бушевавший в груди.
Три дня на солнце слегка подпортили снимок, но все равно не узнать на нем Киннесона было невозможно. Сначала Хоулт решила, что фотографировал кто-то из полицейских, и даже пыталась вычислить, кто посмел нарушить ее приказ. Однако затем заметила в изображении нечто странное: цвет зубов сильно контрастировал с цветом кожи, а черты лица казались плоскими. Это фото не было похоже на снимки, сделанные с места преступления. Большинство детективов отнесли бы эти нюансы — если бы вообще их заметили — на счет расположения объектива по отношению к солнцу. Большинство детективов, но не Джейн Хоулт. В юности, когда остальные девчонки шатались по танцам и развлекались с мальчиками, она проводила долгие часы под красной лампой, проявляя и печатая фотографии. Наметанным глазом Хоулт сразу определила, что скорее всего снимок делали со вспышкой.
Киннесона убили сразу после полуночи. Труп фотографировали утром, соответственно без вспышки. Напрашивался логичный вывод — если кто-то снимал это фото «Поляроидом» со вспышкой, значит, делал это ночью. Хоулт нашла снимок, сделанный убийцей. Это был своеобразный почерк маньяка. Он фотографировал своих жертв после совершения преступления. Хоулт предположила, что этот конкретный снимок случайно унес в ночь ветер. Марии Синоа, специалисту из лаборатории, понадобилось всего две минуты, чтобы подтвердить — фотографировали действительно ночью. ФБР почти три недели проводило свои исследования, полностью совпавшие с заключением Марии.
Лейтенант Дифенбахер, босс Хоулт, был настроен скептически. Он не отрицал, что снимать мог и убийца Киннесона, но это, по его мнению, не доказывало существования серийного маньяка.
— Работа полицейского заключается в том, чтобы, заслышав за спиной стук копыт, представить себе лошадей, — отчитывал он Джейн. — А если напридумывать каких-нибудь зебр, то это, простите, выпендреж. Нам не нужна репутация фантазеров. И вам тоже не нужна.
Хоулт прекрасно понимала, что босс хотел защитить ее, оградить от ошибки, но его тон все же раздосадовал.
Через месяц после обнаружения фотографии и позвонил Джимми. Он представился, сказал, что получил письмо от некоего субъекта, взявшего на себя ответственность за убийство Киннесона и признавшегося в других подобных преступлениях. Хоулт чуть не пролила чай, потянувшись за блокнотом, чтобы записать адрес редакции журнала.
Джейн допила мартини, пошла на кухню и наполнила бокал снова. Два бокала — ее норма.
Она всячески пыталась дать ход делу Яйца, но сопротивление ощущалось с самого начала. Вышестоящие инстанции настаивали на неопровержимых уликах, объединяющих преступления. Никакой очевидной связи не прослеживалось, и даже баллистическая экспертиза не дала вразумительных результатов. Когда дело закрыли за недостаточностью улик, Джейн была единственной, кто верил в истинность полученного Джимми письма. Все остальные отрицали существование убийцы с «Поляроидом», уничтожавшего жителей Лагуны.
Бывший моряк Дифенбахер больше всех поддерживал Хоулт, уважая ее за ум, твердость и смелость. Но в данном случае он придерживался иного мнения, считая глупыми и опасными попытки Джейн раздуть из обычных разборок гомосексуалистов дело с серийным убийцей. Не нравилось ему и то, что она связалась с журналистом с сомнительной репутацией. Дифенбахер потерял веру в Хоулт, и это было известно им обоим.
Да и саму Хоулт иногда мучили сомнения. Она была абсолютно уверена в своей правоте в начале расследования, но шли месяцы, и ее поверенный из ФБР перестал отвечать на электронные письма. Дифенбахер старался ее урезонить, сначала в устной форме, а затем и в письменной, приказывая не тратить больше сил и времени надело Яйца. Однако Хоулт продолжала работать, даже платила бывшим криминалистам за помощь из собственного кармана.
Дождь ударил в окно так громко, что Хоулт отступила, пораженная мощью шторма. Она и не заметила, как опустошила второй бокал мартини.
Раньше, еще до дела Яйца, Хоулт презрела бы любого полицейского, позволившего личным амбициям выйти на первый план, готового нарушить приказ из своих соображений. Она и представить себе не могла, что способна взять чужую фотографию, фактически украсть ее. Именно это она сделала сегодня утром, притом без колебаний. Снимок мог пригодиться, только об этом и думала Хоулт в тот момент. Она собиралась отдать его Марии сегодня же, но Дифенбахер загрузил ее работой.
— Спасибо, что выполнишь все это, — сказал Дифенбахер, кинув Хоулт на стол перечень дел, которыми надо было заняться, и разбросав ее аккуратно разложенные карандаши и ручки. Хоулт пробежала глазами по длиннющему списку, а босс ехидно заметил, что если работы слишком для нее много, он с удовольствием отправит ее в отдел по связям с общественностью.
— Будешь давать интервью и предупреждать старушек, чтобы как следует запирали двери и окна. Конечно, это не так романтично и ярко, как преследование серийного маньяка, но тоже честная работа хорошего копа.
Хоулт пришлось полдня мотаться с патрулем по городу, а к тому времени, как она вернулась, Мария уже ушла с работы.
Джейн медленно вернулась на кухню, довольная, что алкоголь не нарушил ее движения. Даже превысив норму, она спокойно шла по прямой линии, повторяла алфавит и с закрытыми глазами доставала пальцем до кончика носа. Она доказала это у себя в гостиной примерно неделю назад и испытала минутную радость, быстро сменившуюся стыдом за то, что вообще приходится что-либо себе доказывать и устраивать подобное тестирование.
Хоулт немного постояла перед холодильником, прежде чем открыть его и взять еще один коктейль. Внутри лежали цыпленок, спаржа и свежая малина. «Надо бы поесть, — подумала Джейн. — Или посмотреть телевизор». У нее была вся серия фильма «Поющий детектив», снятого Би-би-си. В гостиной стояла аппаратура и тренажеры. Хоулт специально убрала их из свободной спальни вместе с книжными шкафами, чтобы освободить место для многочисленных материалов, связанных с делом Яйца. Теперь гостиная казалась захламленной, но Хоулт это мало волновало — у нее почти не бывало гостей. А если точнее, то вообще не бывало, с тех пор как Эрик решил, что Джейн слишком серьезно относится к работе.