Арина Амстердам
Дрожжи
После полутора месяцев лирических свиданий Стас, наконец, привёз её к себе домой.
Её звали Леночка, она была хрупка, нежна, училась в Гнесинке и вела себя в целом так, словно выросла в английском пансионе. Сначала Стаса это раздражало, но больше смешило. Нет, раздражало всё-таки больше. Настолько, что все эти полтора месяца каждое свидание он мысленно объявлял для себя последним. Но по необъяснимым причинам его влекло к ломаке-Леночке. В ней не было ничего по-настоящему плохого, а за прелестной дуростью манер таился сильный характер и верность прекрасному, не сдающая позиций под гнётом повсеместной бесцеремонности. Стас этого толком не понимал, но ощущал какое-то неодолимое уважение и странную жажду причастности.
И всё же было в ее изысканной отрешенности что-то страшно бесячее. Стас злился на себя, на Леночку, рисовал себе ее манеры как смехотворную картонную клоунаду, жаловался на неё сестре и даже выживающему из ума деду. Да он даже в кино ее в первый раз позвал по большей части для того, чтобы убедиться, что эта сумасшедшая ест ножом и вилкой даже попкорн!
Увы, оказалось, леди попкорн не едят вовсе. Стас был разочарован, и всё же вздохнул с облегчением.
Чтобы избавиться от наваждения, он даже стал ходить на тиндерные свидания, но проблемы это не решало, на каждом из них он думал о Леночке, любые сравнения заканчивались в ее пользу, и вскоре стало очевидно: Стас влюбился.
Стас влюбился, как не влюблялся уже лет десять. Глупо, наивно, киношно. Леночка знала все про английский высший свет, Стас же знал, что воспитание её тут ни при чём: она выросла на окраине Красновишерска, в двухэтажном, донельзя аварийном доме, с прогорклым подъездом и палисадником, украшенным одиноким лебедем из автопокрышки. Однако Леночка с детства бредила этикетом – и равных ей в знании вопроса не было. Никакого английского воспитания, никакого пансиона в предместье Лондона: время от времени проскальзывающий говорок выдавал ее вполне отечественные корешки. В такие моменты случайных оговорок Леночка краснела и становилась еще прелестнее. Все это не имело никакого значения, а может, и решающее: короче, Стас влюбился. Проклиная себя на чем свет стоит, он смотрел на неё с умилением и думал "Моя странная баба!"
Стайки птеродактилей кружили в его животе, даже тупой ТикТок быстро нащупал его, стасову, слабину и принялся то и дело подбрасывать видосы, где какой-нибудь такой же большой и сильный парень безвольно плюхался на одно колено и вместе с кольцом отдавал себя на растерзание такой же манерной кривляке, как Леночка. И хуже всего, при виде этих сопливых видосов большой суровый Стас нервно тёр переносицу, чтобы не пустить дурацкую слезу. Вот до чего дошло.
И наконец, когда все очевидные и неочевидные великосветские приличия были соблюдены, он привёл её домой. И был ужин при свечах.
И конечно, они готовили его вместе.
– А откуда у тебя столько дрожжей? – внезапно спросила Леночка, открыв холодильник и взглянув на дверцу. Стас прираспахнул было рот, чтобы сказать простую как пятак правду, но мертвенно похолодев, захлопнул.
Ответа Леночка не добилась. Она и не добивалась. Они быстро приготовили что-то несложное, в высшей степени изысканно выпили вина – и как-то постепенно оказались в спальне.
Опустим подробности, в общих чертах они всем известны.
Итак, шел второй час ночи, и Леночка давно уже спала, но к Стасу сон не шел. Долбаные чуть не сгубившие его дрожжи не шли из головы. В конце концов нервы сдали, Стас поднялся и вышёл на кухню.
Открыв холодильник, он выгреб запас дрожжей, потом – на всякий случай – пакетики с базиликом, петрушкой, чёрным перцем горошком, чёрным перцем молотым, красным перцем молотым тоже, мельницы со смесями трав, мешочки с куркумой, карри, шалфеем, тмином, мятой. Всё это он яростно пихал в синий мусорный пакет. Туда же отправились невесть откуда взявшиеся пакетики ванильного сахара, желатина, сахарной пудры, разрыхлителя, и неведомая никому, кроме ведьм и биологов, трава мелисса. Стас понятия не имел, куда ее кладут и для чего. Выяснять не хотелось. Надо было срочно заметать следы. Леночка могла проснуться в любой момент и прийти на кухню, скажем, за стаканом воды.
Вид мешка с пакетиками, однозначно доказывающими наличие у него в прошлом некой не чуравшейся кулинарии бабы мог взметнуться в ночи ядерным грибом первой ссоры.
Стас не хотел ссоры.
Стас предпочёл вопреки очевидному праву на своё прошлое трусливо прикинуться новорождённым девственником.
Так оно безопаснее.