Во время занятий рабби Шпир иногда вдруг пробовал какую-нибудь новую мысль собственного авторства, взволнованно бегая по классу, хлопая фалдами своего пиджака, и вкладывая в эту мысль всю душу. Однажды он заговорил о своей теории счастья. Он выдвинул предположение, что человеческие чувства отзываются только на контрасты и перемены, а не на что-либо постоянное, как и глаз реагирует лишь на контраст света и тьмы и на движение. Рабби рассуждал, что если эмоции подобны зрению и другим чувствам, то, вероятно, эмоции были выработаны природой как механизм выживания.
Большинство народу в классе не обращали особого внимания на рабби, о чем бы он там ни говорил. Они рисовали в тетрадках чертиков и то и дело поглядывали на часы. Беннета это возмущало. Как можно не слушать человека, который сыграл такую роль в десегрегации кинотеатров в Мемфисе? Разве они не понимают, что рабби Шпир относится к ученикам, как к своим детям?
И еще долго потом, уже уехав из Мемфиса, Беннет всегда, когда возвращался в город, навещал рабби Шпира в его кабинете. Именно там рабби познакомился с невестой Беннета Пенни, невзирая на возмущенные протесты матери Беннета. Пенни была дочерью школьного учителя при методистской церкви в Питтсбурге. На первой встрече рабби улыбнулся и спросил у Пенни, желает ли она стать еврейкой. Пенни посмотрела на Беннета, потупила глаза и ответила, что да.
Следующий разговор в порядке обращения в новую веру произошел в конференц-зале гостиницы «Холидей-Инн» на Саммер-авеню — необычное место, выбранное Пенни. Рабби Шпиру это не нравилось, но он согласился ради Беннета. Зал они сняли на время от одиннадцати до двенадцати. Был очень жаркий июльский день. На улице, в ослепительном зное, пожухли махровые цветы и даже белки еле шевелились, волоча поникшие хвосты. Будущие жених с невестой и рабби сидели у конца длинного стола, обливаясь потом. Рабби Шпира, которому было уже за семьдесят, стали подводить ноги, и рядом с его сумкой у стола стояла трость. На жаре ему было не слишком хорошо. Он распустил галстук и снял пиджак. Рабби недолго поговорил с Пенни, дал ей прочитать несколько книг, подержал за руку.
На следующее утро он послал Беннету записку, прося зайти к нему в кабинет — его одного. Беннет сказал Пенни, что собирается навестить одного друга, поехал в храм Исаии и ждал там, нервничая, пока рабби заканчивал какое-то дело. Шум вентилятора на потолке был похож на частое дыхание. Через несколько минут вошел, хромая, рабби, медленно приблизился к сидящему Беннету. Положил ему руку на плечо. Ты любишь ее? тихо спросил он. Беннет любил ее целиком и полностью. Рабби это понимал. Он вздохнул, нежно коснулся головы Беннета и дал ему свое благословение.
~ ~ ~
Пенни была второй женщиной, в которую влюбился Беннет. Первой была Лейла Фелпс. Она преподавала в старших классах актерское искусство.
Лейла окончила факультет драматургии Мемфисского государственного университета, получила сертификат преподавателя, пару лет пробыла в театральных труппах в Миссисипи и Арканзасе, два года учительствовала в Арканзасе. Еще она играла в летнем театре в Нью-Гэмпшире, где ей сказали, что о театре она может забыть, если не избавится от южного акцента. Этот совет она передавала своим ученикам. Беннету пришлось выдержать бессчетные занятия по отработке произношения в классе, где она их учила каждое слово говорить как следует. Это занятие Лейла любила не больше, чем ее ученики, и заметно было, как она сдерживается, чтобы чего не сказать, когда они часами монотонно гудят, но она горячо надеялась, что кто-нибудь из них попадет на сцену. Лейла была оптимисткой. На самом деле никто из ее учеников на сцену не рвался. Беннет, например, записался на ее курс только потому, что ему нужна была выпускная оценка по искусствам.