~ ~ ~
Дэвис Якоби был личностью магнетической. Когда он на тебя смотрел, видно было, какое это масштабное явление, хотелось быть поближе к этому человеку. Это качество вместе с его достижениями в науке тянуло к нему студентов со всего мира. В свои сорок с небольшим он уже выучил несколько поколений молодых физиков высшего класса и был одним из немногих ученых, основавших собственную школу. Методологическая школа — редкость в той науке, где конечной целью является отвлеченное уравнение или воспроизводимый эксперимент. Житейская мудрость утверждала, что личный стиль здесь не важен, как, впрочем, и происхождение, и генетические линии студентов и преподавателей. Но Якоби считал наставничество делом крайней важным. Он всем новым студентам сообщал, что сам был учеником Леонида Балива после бегства этого ученого в США, и что Балив учился с великим русским физиком Львом Давидовичем Ландау.
Философской концепцией этого наставничества у Якоби было вот что: собрать критическую массу талантливых студентов и бежать в укрытие. Единственное его требование, которое он никогда вслух не произносил, состояло в том, что двери комнат его студентов должны быть открыты. Чтобы цепная реакция текла без помех.
И у самого Дэвиса дверь тоже была открытой. Когда Беннет закончил свою задачу с частицами и сферой, он в эту дверь вошел. Дэвис сидел за столом, одетый в рубашку с зелеными и синими туканами. Он выглянул из-за толстой пачки бумаг — огромного учебника, над которым работал уже десять лет. Каждый раз, когда книга была близка к концу, он узнавал о новой разработке, достижении с переднего края, и не мог его не включить. Теперь этот колосс достиг уже больше тысячи двухсот страниц — то есть таких размеров, что цена его вряд ли могла быть приемлемой для студентов.
Профессор тепло приветствовал Беннета. Кажется, у вас есть что мне показать, сказал он довольным тоном и осторожно сдвинул гору рукописей на столе. Потом начал проглядывать графики Беннета, приговаривая: Так, так, понимаю. Через пять минут он поднял голову и произнес: Очень хорошо. Вам надо это записать и послать в «Физикл ревью». Долорес отпечатает. Потом он полез в стол и протянул Беннету черную тетрадь. Возьмите это домой, сказал он, и выберите себе следующую задачу.
Беннет слыхал об этой «черной книге». Ее показывали только студентам, работавшим непосредственно с Дэвисом. В ней содержались знаменитые «Проблемы Якоби» — сборник важных и нерешенных задач в теоретической физике. Часто бывает, что существенные задачи физики не более трудны, чем несущественные. Нужно чутье, чтобы унюхать правильный вопрос. Тема докторской, взятая из черной тетради, будет гарантированно существенной.
Беннет парил. Он отметил в уме, что надо будет тут же написать Джону и рассказать ему об этой минуте. У вас кабинет удобный? спросил Якоби. Нормальный, ответил Беннет. Якоби усмехнулся. У нас тут есть несколько молодых орлов. А вы, кстати, решили трудную задачу. Он пожал Беннету руку. Беннет что-то промямлил насчет того, как горд возможностью работы с Дэвисом, ухватил книгу под мышку и вышел. Он долго шел под желтым солнцем, потом устроился под деревом и начал сочинять письмо Джону, на которое тот, конечно, не ответит. Потом в нетерпении отложил карандаш и стал листать «Проблемы Якоби».
Исследовательской работой Дэвис обычно занимался вне своего кабинета. Но не было сомнений в том, над какими задачами он работает. В коридоре рядом с его дверью висели в рамочках пари, заключенные между ним и другими выдающимися физиками: Дэвис Якоби спорит с Деметрием Суркисом, что белые дыры не сохраняют момент импульса; Д. Я. ставит пять бутылок кентуккийского бурбона, а Д. С. отвечает четырьмя бутылками кальвадоса. Белая дыра — объект настолько экзотический и гипотетический, насколько только могли мечтать физики. Но это было типично для работы Дэвиса. Ни одна из его задач не имела ни малейшего практического приложения. При своих физических и математических способностях он мог бы назвать любую сумму зарплаты в Лос-Аламосе, в лабораториях Белла или в «Хьюлет-Паккарде». Но он решительно отказывался работать над чем бы то ни было, что может иметь материальные последствия в ближайшие сто лет. Он любил чистую науку. Задачи в «черной тетради» были чисты, как облачение буддийского монаха.